Сообщения
Одним из ключевых вопросов развития Советской России в первые дни и месяцы ее существования явилось создание новой государственной системы. Особое значение в этом процессе приобретала правильная и эффективная организация системы правосудия. Суд должен был служить реализации принципа социальной справедливости, под лозунгом которого совершаются все революции. Вместе с тем, новый советский суд был призван охранять большевистский режим от посягательств, что придавало ему ярко выраженный карательный характер.
Декретом о суде от 1917 г. была утверждена трехзвенная судебная система – народные суды - революционные военные трибуналы - губернские революционные трибуналы. При этом главную роль в осуществлении правосудия должны были играть народные (общие) суды, призванные разрешать гражданские и уголовные дела. Компетенция двух других звеньев изначально была заявлена весьма узко: военные трибуналы - для борьбы с воинскими преступлениями (дезертирством, уклонением от призыва), губревтрибуналы - для борьбы с контрреволюционными преступлениями. На практике, однако, быстро обозначился перекос в судебной системе в сторону чрезвычайного правосудия. Народные суды в 1918-1919 гг. только начали формироваться, работников не хватало (лучших сотрудников направляли в ревтрибуналы и ЧК). Поэтому главной силой в борьбе с преступностью в регионах стали губернские революционные трибуналы, занявшиеся рассмотрением как контрреволюционных, так и всех остальных категорий преступлений. По замечанию наркома юстиции П.И. Стучки, «трибуналы в провинции стали чрезвычайно популярны, они были повсюду и местами стали монополистами правосудия, единственной судебной властью».[1]
В Туле Губернский революционный трибунал (ТГРТ) был образован 27 января 1918 г. Изначально его компетенция была очерчена рамками «борьбы против контрреволюционных сил, решения дел о мародёрстве и хищничестве, саботаже и прочих злоупотреблениях торговцев, промышленников, чиновников и пр. лиц».[2] Слабость этой формулировки Декрета о суде очевидна: четкого определения, что понимать под контрреволюцией, она не давала. Поэтому провинциальные трибуналы (в том числе ТГРТ), трактовали контрреволюцию по-разному и крайне широко. В каждом общественно опасном деянии того времени можно было увидеть контрреволюционный, опасный для власти оттенок. В итоге, на практике Тульский ревтрибунал был вынужден разрешать дела о должностных (взяточничестве, растратах, хищениях), воинских (дезертирстве, уклонении от призыва) и общеуголовных (разбое, кражах, хулиганстве) преступлениях. Например, зимой 1918 г. в Туле было совершено дерзкое ограбление кассы патронного завода на Чулковской площади с убийством кучера и ранением кассира. Нападавших было семеро; они забрали деньги и скрылись. Дело рассматривал ТГРТ, в материалах указывалось: «имеются подозрения, что это эсеровская или махновская организация, а может просто бандиты, которых здесь имеется много в частях караульных рот при арсенале».[3]
Согласно отчетности, Тульский ревтрибунал в разряд контрреволюции включал антисоветскую агитацию, крестьянские восстания и политический бандитизм (убийства должностных лиц). Волна крестьянских волнений не стихала в губернии на протяжении 1919-1921 гг. Случалось, что о неподчинении советской власти заявляли целые волости. Определить реальных зачинщиков восстаний было почти невозможно, поэтому обычным наказанием было наложение контрибуций на целые волости. При этом волнения нередко сопровождались расправами над должностными лицами: только за лето 1919 г. в губернии было убито 63 чиновника, из них 22 председателя волостных и уездных исполкомов.[4] К массовым выступлениям приводило недовольство крестьян реквизициями и продразверсткой, а также крестьян-дезертиров, не желавших возвращения на фронт. Причинами восстаний также являлись действия самих представителей власти, провоцировавших выступления для поддержания собственного авторитета. Органы власти в волостях формировались из местных кадров, поэтому властные полномочия нередко использовались для сведения счетов. Так, в апреле 1919 г. ТГРТ получил донесение начальника Павлохуторского волотдела И.Л. Чурилова, который утверждал, что жители хутора «вытащили его за горло из-за стола и сорвали общее собрание, а гражданин А.И. Кутепов выразился в его адрес, что скоро из коммунистов будут резать ремни». Чурилов наутро после собрания затребовал отряд красноармейцев якобы для усмирения взбунтовавшегося хутора. Дознание установило, что Кутепов подрался с братом Чурилова, и глава волотдела затаил обиду. Трибунал указал, что подобные действия «следует считать недопустимыми и могущими служить поводом к действительному восстанию».[5]
Основу компетенции, 60% всех рассмотренных ТГРТ дел, составляли дела о должностных преступлениях - взяточничестве, растратах и превышении власти. Всякого рода злоупотребления по службе были широко распространены в среде губернского чиновничества. Причиной этой можно назвать слабость контроля за деятельностью чиновника в условиях гражданской войны, а также фактор социального происхождения: советские чиновники происходили из беднейших крестьян и рабочих, которые до того не имели доступа к деньгам и ценностям, поэтому соблазн украсть казенные деньги и пожить на широкую ногу был велик. Среди осужденных тульских чиновников были военные и продовольственные комиссары, милиционеры и даже два губернских комиссара финансов. В августе 1921 г. большой резонанс приобрело дело против чиновников г. Каширы. Выяснилось, что Каширский уездный военный комиссар П. Дугин за взятки выдавал справки об отсрочке от мобилизации. Все необходимые документы ему готовил комендант гарнизона В. Третьяков, «клиентуру» подбирал делопроизводитель И. Федотов. Так, дезертир Ионов за 100 тысяч руб. получил отпуск по болезни, по истечении которого, отказавшись от вторичной дачи взятки, на заседании врачебной комиссии был немедленно признан здоровым и отправлен на фронт. Третьяков совершал подлоги, вписывая в заполненные бланки освидетельствованных лиц фамилии дезертиров между строк, а делопроизводитель М. Савельев, освободив от службы дезертира Алентьева, вместо взятки пользовался его навыками портного. Дугина, Федотова и Третьякова приговорили к расстрелу, еще 10 фигурантов – к различным срокам лишения свободы. [6]
Под воинскими преступлениями ревтрибунал понимал в первую очередь дезертирство, которое включало в себя как самовольное оставление поля боя или полка, так и уклонение от службы путем неявки на призывной пункт. Дезертиры, в массе своей крестьяне, частью вступали в банды, частью возвращались в свои села, где на них устраивали облавы комиссии по борьбе с дезертирством. Обычным наказанием для дезертира был условный приговор (вступал в силу в случае повторного дезертирства) к заключению в концлагерь с последующей отправкой на фронт - на фронте люди были нужнее, чем в тюрьмах. Практиковалась такая мера наказания, как направление в штрафную роту с условным смертным приговором. Фактически эти приговоры в исполнение не приводились - осужденные либо искупали свою вину, либо погибали в боях. Обилие условных приговоров указывает на то, что в деятельности ревтрибуналов на первый план выходила не суровость наказания, а его пропагандистское и воспитательное воздействие. Расстрел дезертиров Тульским ревтрибуналом применялся редко и только по отношению к рецидивистам. К примеру, в ноябре 1919 г. ревтрибуналом слушалось дело дезертира А.И. Сизова. Сизов выдавал себя за комиссара по борьбе с дезертирством, снабжал других дезертиров документами и даже зачислял в несуществующий продотряд, пользуясь похищенными бланками Богородицкого военкомата. Вместе с двумя подельниками, не догадывавшимися об истинной личности Сизова, он под предлогом конфискации украл в селе поросенка, угрожая его хозяину револьвером. В итоге Сизов был пойман и приговорен к высшей мере наказания как неисправимый преступник.[7]
В условиях отсутствия четкой законодательной базы и «чрезвычайщины» периода Гражданской войны, особую значимость для отправления правосудия приобретала личность сотрудника ревтрибунала. Главными характеристиками такого служащего следует считать неопытность, малообразованность, низкую квалификацию. Впрочем, эти характеристики в период гражданской войны относились едва ли не ко всей советской номенклатуре: на первый план выходили не образование и опыт работы, а партийность и пролетарское происхождение. Большинство сотрудников приходило в трибунал в возрасте 26-30 лет, не имея достаточного опыта трудовой деятельности. При этом руководящий состав и следователи был старше вспомогательного персонала всего на 5-7 лет. Многие имели гражданские профессии булочников, столяров и т.д. Всего 25% следователей трибунала имели юридическое образование. Лишь 4% сотрудников проработали в ТГРТ более 2 лет, срок службы остальных колебался от месяца до полугода. Следствием подобной текучки было затягивание судопроизводства - новому сотруднику требовалось время, чтобы войти в курс дела, поэтому, в среднем, одно дело рассматривалось ревтрибуналом 4-5 месяцев.
Каждый новый сотрудник трибунала давал присягу: «Обязуюсь хранить тайну о работе, которую мне поручают; мне известно, что всякое оглашение следственных тайн влечет за собой предание суду по всей строгости революционного времени...». Обязательство оглашалось устно в присутствии всех сотрудников и заверялось их подписями.
Штат ТГРТ на момент его образования в 1918 г. состоял из 8 человек: председателя, его «товарищей» (заместителей) и работников Следственной комиссии (осуществлявшей следствие), Коллегии обвинителей (представлявшей защиту и обвинение) и канцелярии (секретаря, делопроизводителей и машинистов). Вскоре в связи с интенсивностью работы штат расширился до 36 человек.
Рабочий день сотрудника трибунала начинался в 9.00. Рабочая неделя была шестидневной, по вторникам, четвергам и субботам с 10.00 открывались судебные заседания. В оставшиеся три дня следователи осуществляли следствие и готовили материалы к рассмотрению. Официально рабочий день трибунальца заканчивался в 17.00, однако загруженность трибунала в условиях войны превращала рабочий день в ненормированный. Председатель и следователи работали без ограничения рабочего времени, остальные часто трудились на дому, в среднем по 4-8 часов, для чего им выдавали керосин. Присутствие работника на рабочем месте не означало эффективности его работы. Как указывала заведующая Отделом юстиции Ф. Бондарь-Диброва в ноябре 1918 г., «при обходе подотделов снова замечено: служащие на занятия являются несвоевременно, с большим опозданием; служащие во время занятий прогуливаются по коридорам и ведут частные беседы с посетителями; отношение к службе несерьезное, день проходит в смехах и разговорах».[8] Подобную недисциплинированность можно объяснить, во-первых, неясностью полномочий каждого конкретного сотрудника (так, обязанности журналиста и машиниста во многом совпадали, отсюда «хождение без дела»), во-вторых, возрастом и семейным положением сотрудников. 65% всех мужчин, работавших в трибуналах губернии, были в возрасте 23-33 лет, многие из них не женаты. Большинству женщин было 18-25 лет, многие не замужем. Отсюда посторонние разговоры и легкомысленность.
Интерьеры, в которых работали сотрудники трибунала, в условиях Гражданской войны составлялись зачастую из конфискованных предметов мебели богатых домов и царских органов власти. Так, в обстановке 7 рабочих помещений ТГРТ присутствовало в марте 1919 г. 30 венских стульев, часть которых была перемещена из здания бывшей городской думы. Эклектичность интерьера подчеркивалась тем, что с венскими стульями соседствовали табуретки и скамейки, перенесенные из пожарной части.
Имущественное положение работников трибунала назвать благополучным было нельзя. Средняя заработная плата трибунальца в декабре 1918 г. составляла 400 руб. При этом килограмм картофеля тогда стоил 2,5 рубля, десяток яиц - 37,5.[9] Стоит оговориться, что трибунальцы находились на государственном обеспечении, и многие статьи расходов компенсировались предоставлением казенного имущества. Каждый сотрудник получал варенье, сахар, обеспечивался обувью и одеждой. Зимнее пальто стоило 750 руб., ботинки – 200, трибунальцу же и членам его семьи они полагались бесплатно, так же как костюмы, галоши и портфели (следователям и председателю на время службы). Именно стабильность получения дохода, пусть и невысокого, была едва ли не главным достоинством службы в трибунале. Правда, на законопослушность работников эта стабильность не влияла: за 5 лет деятельности трибунала к суду было привлечено 17 его сотрудников (из 188).
Быт работника трибунала во многом определяла служба. Учитывая распорядок дня, времени на досуг оставалось мало. Военное положение, введенное в Туле осенью 1918 г., и размах уличной преступности также не способствовали досугу, а размер оклада позволял тратиться только на необходимое. Сказывался и провинциальный статус Тулы: вариантов для проведения досуга было немного. Для этих целей предназначались городской парк с беговым кругом и набережная реки Упы. В двух кварталах от ТГРТ находился единственный в городе кинотеатр «XX век» (на месте нынешнего кинотеатра «Родина»), недалеко - Дом музыки (в здании бывшего Дворянского собрания, ныне Дома офицеров), здание пролеткульта (в бывшем Новом театре, ныне - Тульской областной филармонии). Однако сведений о фактах регулярного посещения их трибунальцами не сохранилось, что можно связать с социальным происхождением чиновников. Большинство сотрудников трибунала происходили из крестьян и рабочих, поэтому их вкусы были далеки от театра и музыки. Частью досуга становились запрещенные азартные игры и разгульный образ жизни, на что указывали ревизоры Губисполкома. В архивных материалах сохранились данные об участии трибунальцев в обязательных общественных торжествах - шествиях и митингах. Делегирование сотрудников происходило путем «разнарядки» из Тульского совета. Обычными местами проведения митингов и демонстраций были Пушкинский и Гоголевский сады (скверы) напротив здания ТГРТ, Кремлевский сад, для шествий предназначалась улица Коммунаров (ныне – проспект Ленина).
Итог деятельности Тульского губревтрибунала был подведен в феврале 1923 г., когда постановлением губисполкома он был закрыт. Это произошло в связи с судебной реформой 1922 г. - вся подсистема революционных трибуналов в стране упразднялась. Являясь характерным признаком Гражданской войны, революционные трибуналы как чрезвычайные карательные органы были ликвидированы вместе с окончанием породившей их войны. Функции ревтрибуналов и все находившиеся в производстве дела о контрреволюционных и общеуголовных преступлениях передавались соответственно в ГубЧК и народные суды. Однако опыт, накопленный ревтрибуналами, кадровый состав, перешедший работать в судебные и правоохранительные органы, оказали влияние на развитие советского суда в 30-е гг. XX в.
Примечания
1. Стучка П. Первые революционные трибуналы в России. // Пять лет Верховного суда. 1918-1923. Сб.ст. М., 1923.
2. Декреты Советской власти. М., Т. 3. С.124-126.
3. «ЧК должна пользоваться безусловным доверием» / Сб.док. и мат. – Тула, Гриф и Ко, 2008.
4. Государственный архив Тульской области (далее - ГАТО). Ф. 1963. Оп. 1. Д. 2122. Л. 17-20; Ф. 717. Оп. 1. Д. 230. Л. 11-14.
5. Там же. Ф. 717. Оп. 1. Д. 230. Л. 88-90, 93-95, 99об.
6. Там же. Ф. 1963. Оп. 1. Д. 2122. Л. 121-127.
7. Там же. Д. 2134. Л. 42-45; Д. 2118. Л. 121-127, 132-134; Д. 2120. Л. 24-40.
8. Там же. Д. 2122. Л. 25-27.
9. Цены в 1918 г. 2006. URL: http://www.sakharov-center.memory.ru/tb (дата обращения: 20.03.2008)
Библиографическая ссылка:
Макутчев А. Опыт чрезвычайного правосудия в Тульской губернии: Тульский губернский революционный трибунал в 1918-1923 гг. / А. Макутчев // Тульский краеведческий альманах. - 2009-2010. - №7.
Комментариев нет:
Отправить комментарий