Революция 1917 года в Тульской губернии.

Елена СИМОНОВА

В настоящее время все более устойчивым становится интерес к изучению особенностей и выявлению закономерностей в поведении провинциального человека в условиях социальных катаклизмов. Простое суммирование объективных предпосылок (тяжелые условия работы, низкий уровень оплаты труда и жизни в целом и т.д.) не дают полноты исторической картины. По словам М. Блока, «история хочет увидеть людей»[1]. И в последнее десятилетие исследователи существенно расширили свою деятельность в этом направлении. Вопросам психологии как отдельных людей, так и различных социальных групп в годы революций 1905 и 1917 гг. посвящено немало работ. Документы, отложившиеся в тульских архивах (ГАТО и ЦНИТО)[2], позволяют выявить некоторые особенности поведения городского и сельского населения в годы революции, рассмотреть не только объективную обусловленность тех или иных действий, но и прямую зависимость от индивидуального характера и настроя политических лидеров, а также коллективной психологии масс. Каковы предпосылки процесса политизации населения в целом и городского, в частности? В научной литературе уже достаточно широко представлен анализ экономических причин нарастания социальной напряженности, связанной с длительным рабочим днем, не регламентированной системой штрафов и т.д. Меньше уделялось внимания бытовым условиям повседневной жизни, хотя именно они во многом являются основанием для того, чтобы обыкновенный горожанин вышел на забастовку, демонстрацию или баррикаду. Городская среда накладывала особый отпечаток на образ жизни жителей. Большая (по сравнению с селом) скученность населения и общая городе антисанитария приводила к распространенению заразных болезней, тяжелые условия труда на предприятиях, высокая смертность среди населения рабочих окраин, особенно детская, приводили к нарастанию социальной напряженности.
Безысходность, царившую в мещанской и рабочей среде Тулы, отмечали многие современники. Особенно яркое свидетельство оставил писатель Г.И. Успенский еще в середине 60-х гг. XIX в. в очерке «Нравы Растеряевой улицы»: «Растеряева улица, для того чтобы существовать так, как существует она теперь, требовала полной неподвижности во всем: на то она и «Растеряева» улица. Поставленная годами в трудные и горькие обстоятельства, сама она позабыла, что такое счастье. Честному, разумному счастью здесь места не было»[4]. В редкие моменты, когда «в отуманенные головы гостем вступает здравый рассудок», а «область, где он хозяйничает, так мала, что об ней можно говорить только между прочим, хотя, по-видимому, рассудку есть над чем работать», в этот момент мир предстает для обывателя «множеством неразрешимых вопросов». В результате «убитый» этим растеряевец «в ужасе успевает только схватиться за свою разбитую голову и, не устояв под напором нахлынувшей тоски, спешит снова успокоиться в том же властительном кабаке»[5]. Пьянство год от года приобретало все большие размеры[6].
Деятельность общественного городского самоуправления не могла решить копившиеся годами проблемы внутренней жизни города в целом и горожан, в частности. Неимущим городским слоям более близки были идеи, пропагандируемые социалистами. Население крупного города (а его численный рост зависит в первую очередь от увеличения количества рабочих) постепенно втягивается в протестное движение. Возникают и активно действуют различные политические организации. В городах на рубеже XIX-XX вв. происходит «сращивание» двух параллельно развивающихся процессов. С одной стороны, формируется и начинает активно себя проявлять часть зажиточных горожан, которые имели доступ к городскому самоуправлению с конца XIX в., почувствовали вкус к самостоятельности в решении вопросов городской жизни, были вынуждены анализировать результаты внутренней политики царского правительства. Многие из них стали давать своим детям образование, «плоды» которого зачастую приводили, как отмечали современники, к отрыву от своего социального слоя и хозяйственной деятельности, традиционной для семьи. С другой стороны, бурные темпы промышленного развития страны в целом и крупных городов, в частности, приводили к увеличению численности рабочего люда и ухудшению условий жизни низших слоев городского населения.
Протоколы заседаний тульской городской Думы свидетельствуют о том, что «отцы» города - богатые предприниматели, владельцы фабрик и заводов - стремились упорядочить отношения с рабочими, выработать механизм мирного урегулирования конфликтов. Увеличились масштабы благотворительной деятельности. В то же время предпринимаемые меры не могли быстро решить копившиеся десятилетиями экономические проблемы. Малейшее ухудшение ситуации (закрытие завода, фабрики и сокращение числа рабочих и, как следствие, ухудшение материального уровня жизни) приводило к социальной напряженности, всплеску активности, в первую очередь, «экономической» - с требованиями предоставить работу, снизить штрафы и т.д.
На фоне экономических проблем начинает разворачиваться деятельность первых революционных организаций (социал-демократов и социалистов-революционеров). В Тульской губернии они возникли на рубеже XIX-XX вв. Каков социальный состав этих организаций? В состав тульской социал-демократической организации до 1917 г. входили в основном мещане (21%), крестьяне, ставшие рабочими (21%), представители интеллигенции (врачи, инженеры, служащие 15%), рабочие (11,7%). Показательно, что в эсеровской организации наиболее широко были представлены служащие (около 30%), студенты (20%; школьники (13%), мещане (15%), крестьян в составе организации практически не было (3,2%, и то это были крестьяне, ставшие рабочими и кустарями, то есть оторванные от деревни) [7]. Всего по данным Тульского жандармского управления в Тульской губернии насчитывалось накануне 1917 г. 460 эсеров и 563 социал-демократа.
Уровень образования социалистов был в основном низким. По данным тульской жандармерии, среди 195 социал-демократов (без различия течений) высшее образование имели 13 человек (6,6%), неоконченное высшее - 10 (5%), среднее специальное - 16 (8,2%), полное среднее - 39 (20%), неполное среднее - 1 (0,5%), начальное - 8 (4%), неграмотных и малограмотных было ПО человек (56,4%)[8]. Подобная ситуация наблюдается и среди эсеров: неграмотные и малограмотные составляли 47,3%, среднее образование имели 35% членов организации[9].
На протяжении 1905-1917 гг. средний возраст социалистов был примерно стабильным, что свидетельствует о постоянной текучести партийного состава (те, кто принимал участие в революционных событиях 1905 г., уже не участвовали в 1917 г.).
Активными членами организаций (попавшими в поле зрения жандармов) становились люди, оторванные от места своего рождения, постоянно мигрирующие по губернии и по стране. В составе эсеров коренных жителей городов до 1917 г. было 58% (32% проживало в Туле), а после 1917 г. -31%, среди эсеров - соответственно 41% (40%) и 61% (из них 58% были туляками). То есть если исключить данные по крупному промышленному центру, то картина по губернии выглядит совсем иной - практически все члены организаций были приезжими.
Таким образом, все революционно настроенные жители губернии сосредотачивались в городах: из 119 эсеров, о которых содержалась информация в документах, только 15 проживали в деревнях. Из 287 человек, зарегистрированных ТЖУ в 1917 г., 92 мигрировали по деревням, остальные проживали в городе, приехав туда различными путями - из других городов или деревень. Среди социал-демократов из 303 человек (до 1917 г.) только 17 проживали в деревне, а в 1917 г. из 248 - только16 базировались местные организации в городах (в первую очередь в губернском центре, затем стали возникать ячейки в уездных). Точных данных о времени их возникновения пока обнаружить не удалось, но известно, что в начале XX в. они были немногочисленны, а накануне февраля 1917 г. эсеровские группы существовали практически во всех уездах: Алексинском (8 человек), Веневском (8), Одоевском (5), Белевском (8-9), Новосильском (6), Богородицком (40). В Епифанском уезде эсеровской организации не существовало, однако сочувствующих и «примыкавших к течению эсеров», как указывается уже в документах НКВД, насчитывалось 12 человек, в Чернском - никаких организаций не было, по Крапивенскому уезду данных по этому вопросу пока не обнаружено.[10] Все эти организации были еще разрозненны, малочисленны и находились под постоянным надзором полиции.
Меньшевистских организаций до февраля 1917 г. в уездах не было вообще. Большевики в годы первой революции имели свои группы в Богородицке, Дедилове и Ефремове. Однако в последующие годы они прекратили существование, и только в 1917 г. большевики активизировали работу среди уездного крестьянства: по решению горкома были выделены агитаторы, которые еженедельно по воскресеньям выезжали в уезды для проведения митингов и собраний[11].
Политическая деятельность социалистов сводилась к случайным и, в редких случаях, специальным поездкам по деревням и селам для организации митингов одной из партийных организаций. В уставе эсеровской партии существовал пункт об обязательности членских взносов, но это так и не стало нормой жизни. Посещение собраний уже «считалось» членством.
Процесс «привнесения» большевистской партийности в деревню начался только после установления советской власти. Хроника создания большевистских организаций ярко свидетельствует об этом. В Алексинском уезде были созданы большевистские организации в городе Алексине - в январе 1918 г., в Михайловской волости в дер. Набережная - 12 января, дер. Софьинке - 4 марта, селе Рыльском - 20 марта, с. Ростово - 25 марта, на станции Узловая Супоневской волости Богородицкого уезда - 5 марта[12]. Связи губернских комитетов эсеровской, большевистской и меньшевистской организаций с уездными были нерегулярными и возобновлялись по необходимости по собственному почину одной из сторон.
В губернском центре, где политическая активность была более высокой, к октябрю 1917 г. насчитывалось 2330 меньшевиков, 537 большевиков, 450 эсеров (в Туле в то время проживало 200 тыс. чел.). Несмотря на свою малочисленность, они играли ведущую роль в Тульском совете, в аппарате Губернского комиссара Временного правительства, с лета 1917 г. - в городской Думе.
В связи с отсутствием массового общественного движения в губернии накануне февраля 1917 г. на формирование уездных социалистических организаций большое влияние оказал личностный фактор. Инициативу создания уездных организаций брали на себя наиболее энергичные люди, такие как: учитель П.В. Игумнов (Новосиль), заместитель председателя уездного комитета Холин (Алексин), сын купца Д.П. Садовников (Венев), Неаронов (Одоев), М.Д. Родионов (Белев), В.А. Липаев (Богородицк), среди меньшевистских - А. Елшин (Белев). В тульских городских организациях также выделяются свои лидеры: среди большевиков Г.Н. Каминский, А.И. Кауль, С.С. Колесников, среди меньшевиков - П.Ф. Арсентьев, И.И. Ахматов, Л.А. Готлиб, среди эсеров - Н.А. Кураков, В.В. Медведев.
Ведущую роль в появлении и укреплении местных революционных организаций играли партийные лидеры центральных органов партий, которые приезжали с целевыми визитами или бывали проездом в ходе пересылок под надзором полиции. По мере укрепления партийных организаций в ходе революций, все большее внимание партийные лидеры стали уделять провинциальным организациям. Объединить «политические силы» в лице увлеченных политической борьбой разнородных социальных элементов на местах были призваны профессиональные революционеры. При знакомстве с биографическими данными лидеров социалистических организаций можно выделить ряд общих черт: все они в 1917 г. были молоды, имели сравнительно высокий уровень образования, были в Туле приезжими, принимали активное участие в политической жизни города и губернии в 1917-1918 гг., в последующее время уехали в Москву, многие из них закончили свою жизнь в застенках ГУЛАГа. К моменту появления в Туле они уже были профессиональными революционерами.
Так, например, И.И. Ахматов (лидер тульских меньшевиков-интернационалистов) активно участвовал в нелегальной работе в Иваново-Вознесенске, Шуе, побывал в эмиграции. П.Ф. Арсентьев (лидер тульских меньшевиков-интернационалистов) до Тулы занимался партийной работой в Петрограде, Самаре, Калуге, четыре раза был арестован, два года провел в тюрьме, приговорен к четырем годам ссылки в Иркутскую губернию. Лидер тульских большевиков Г.Н. Каминский был командирован в Тулу Московским комитетом РСДРП(б) в марте 1917 г. и сразу занял ответственный пост - руководителя городского комитета партии большевиков. Именно эти лидеры - небольшая группа партийных активистов разного направления - играла ведущую роль в политической жизни губернии в 1917-1918 гг. Анализ списков социал-демократов и эсеров, составленных ТЖУ и перепроверенных НКВД, показывает, что количество профессиональных революционеров, которые и определяли собой спектр политической жизни, составляло 4% у социал-демократов и 3,9% у эсеров[13].
Политический «естественный отбор» приводил к появлению в рядах партий лидеров с определенным набором нравственных качеств, стереотипов поведения, «революционным» характером. Наиболее целеустремленные, категоричные, жесткие по натуре лидеры сосредотачивались в большевистских организациях. Вот как старые большевики станции Узловая (Богородицкий уезд) характеризовали своего 32-летнего лидера И.И. Рузинского, участника революционных событий в Туле в 1905 г., побывавшего на подпольной работе в разных городах, а затем и в армии: «решительный человек», «испытывает лютую ненависть к врагам революции», «не пощадил бы и родного брата, если бы он оказался в стане врагов»[14]. Само развитие политических событий и действия меньшевиков и эсеров (особенно правых) говорят о том, что среди них подобных лидеров не было. В той же Узловой в мае 1918 г. действовала меньшевистская организация в составе 62 членов, которая без какой бы то ни было борьбы подчинилась требованию революционного большевистского комитета, состоявшего из 6 человек, прекратить работу. Вся узловская большевистская организация на тот момент насчитывала 9 человек. Массовое в Туле движение рабочих уполномоченных за перевыборы Тульского Совета (отзыв большевистских депутатов и выборы вместо них меньшевиков и эсеров) было свернуто практически под руководством самих же меньшевиков, не желавших кровопролития и ратовавших за «демократические» формы борьбы с большевиками.
Февральские события в столице были встречены с воодушевлением в Туле. Современники отмечали состояние «эйфории» в среде политизированных слоев общества, в том числе и среди социалистов. Это проявилось не только в прессе, на собраниях и демонстрациях, но и в создании объединенной организации социал-демократов - большевиков и меньшевиков. Однако приехавший из эмиграции В.И. Ленин в апреле 1917 г. в знаменитых «тезисах» выдвинул лозунг - никакой поддержки Временному правительству и «соглашателям» с ним (подразумевая меньшевиков и эсеров). 28 мая 1917 г. по инициативе большевиков произошел раскол объединенной организации. Большевики во главе с Г.Н. Каминским образовали свою организацию в составе чуть больше 100 человек.
Наиболее интенсивную деятельность все организации развернули среди рабочих тульских крупных и мелких промышленных предприятий: на патронном заводе Акционерного общества меднопрокатных заводов, на казенном оружейном заводе, в железнодорожных мастерских, на фабриках. Процесс партийного строительства, развивающийся в 1917 г., сразу же был нарушен начавшимся расслоением «молодых» организаций: появились течения среди эсеровской и меньшевистской организаций. Причем не всегда названия течений совпадали с подобными в Центре.
Так, например, в Новосильской и социальное течения»[16]. Белевские меньшевики и эсеры, разбившись на фракции, вскоре перешли к самостоятельному существованию, объединяясь в редких случаях - например, для участия в выборах в городскую думу
В это же время главной заботой основной массы населения было решение продовольственного снабжения, введение 8-часового рабочего дня, обеспечение экономических прав. Темпы роста профсоюзов, призванных отстаивать интересы рабочих, в несколько раз превышали партийное строительство как в самой Туле, так и в губернии. В середине июня в Туле насчитывалось 16 союзов с общей численностью более 26 тыс. членов[17].
На собраниях симпатии рабочих были на стороне тех, кто точно улавливал их настроение. На этом фоне борьба между большевиками, с одной стороны, и меньшевиками и эсерами, с другой, шла с переменным успехом. Так, например, большевикам летом 1917 г. все чаще удавалось склонить собрание к принятию резолюций о недоверии Временному правительству и Тульскому «соглашательскому» Совету. В то же время тульские большевики А. Кауль, С. Парадис позднее вспоминали случаи, когда большевикам не давали говорить на митингах, стаскивали с трибун и избивали[18]. В июле 1917 г. на заседании меньшевистского городского комитета констатировалось равнодушие широких масс к жизни партии.[19]
В поле зрения политических активистов находились, прежде всего, рабочие крупных заводов (оружейного и патронного) и железнодорожных мастерских, «охватить» остальных было просто невозможно. Основная масса рабочих не делала различий в программных установках, мыслила на уровне лозунгов и митинговых выступлений. Рабочий оружейного завода B.C. Мурзик, впоследствии вступивший в партию большевиков, вспоминал: «На оружейном заводе проводилось собрание по поводу Московского совещания. Меньшевики и эсеры, выступившие на собрании, призывали рабочих поддержать это совещание. Но я решил выступить против. Взяв слово, я рассказал рабочим правду о Московском советског®»[20] (выделено авт.- Е.С.).
В условиях общенационального экономического кризиса и политических кризисов правительственной коалиции в Туле развернулось забастовочное движение рабочих, а на селе участились погромы помещичьих усадеб. Социалистические организации в этой «питательной» среде стремились решить свои партийные задачи. Особенно успешно действовали большевики: чем хуже становилась внутренняя обстановка в стране, городе, губернии, тем успешнее велась агитация за передачу власти Советам[21]. Популистская агитация большевиков приводил в их лагерь все больше союзников, малознакомых с их программой, но принимавших резкую критику властей.
Политическая «расшатанность» тульских рабочих привела к тому, что забастовка воспринималась как единственная форма решения любых конфликтов, как форма контакта с администрацией. Например, после удовлетворения экономических требований, выдвинутых рабочими парфюмерной фабрики «Флореаль», снова вспыхнула забастовка по поводу увольнения одной рабочей, которую не приняли обратно из-за ее конфликтных отношений с мыловаром и химиком[22].
Политическое сознание крестьянства ограничивалось, как правило, «деревней, полями, церковью, соседними поместьями и общинами»[23]. Большинство крестьян имело мало представления о событиях, происходивших за пределами своих селений. В уездные общественные исполнительные комитеты Тульской губернии, создававшиеся в марте-апреле 1917 г., были избраны купцы, приказчики, учителя, землевладельцы, врачи, солдаты, рабочие; представителей крестьян в них практически не было. Например, из 46 человек Алексинского уездного ИК один человек был представителем городской управы, 2 - делегатами от земства, 1 - мещанин, 2 - горожанина, 2 - рабочих Мышегского завода, 2 - солдатами инженерной дружины, 1 - делегатом от кооператива, 10 человек от кооперативов уезда, 19 - от волостных комитетов (по 1 от каждого). В Белевский УИК входили 26 человек: 4 представителя земства, 2 горожанина, 2 представителя объединения кооперативов, 1 торговец, 2 мещанина, 3 железнодорожника, 2 офицера, солдата местного гарнизона, 2 солдата от команды выздоравливающих, 2 учителя, 1 священник, 1 представитель еврейской общины, 1 человек - от Белевского общества потребителей[24].
Активное участие в политическом процессе на селе принимали учителя, авторитет которых среди крестьян был высок. В одном из постановлений Алексинского ИК, определявшего состав волостных комитетов, было отмечено, что учителя избираются без количественных ограничений по уcмотрению волостных собраний. В Белев были вызваны из уезда все учителя для специальных совещаний[25]. По мнению современного исследователя Н.Н. Смирнова, мировоззрение сельского учительства в значительной степени формировалось под воздействием партии эсеров, которых считали идейными продолжателями народников[26]. Стараниями учителей тульское крестьянство ознакомилось с аграрной программой эсеров раньше, чем с программами других партий.
Основными формами работы как эсеров, так и большевиков среди крестьян были поездки по деревням, организация митингов, сельских сходов и общинных собраний. Успешность такой поездки зависела от лозунгов и тезисов социалистов-агитаторов. Можно привести примеры удачной агитации как эсеров, так и большевиков. Инструктор Московского областного бюро Советов Шевцов, докладывая о своей поездке по Веневскому уезду Тульской губернии 12 апреля 1917 г., так описывал настроения крестьян: «Среди крестьян работать и весело и продуктивно, не требуется какой-либо определенный план для их организации. Крестьяне не довольны во многих случаях своими волостными комитетами, которые по преимуществу состоят из зажиточных крестьян - «кулаков», сельских комитетов и в помине нет... Следствием этого является то, что крестьяне живут как на вулкане и ждут только сигналов для погромов...»[27]. Уже в марте-июне 1917 г. в Тульской губернии было зафиксировано 480 выступлений за снижение арендных цен, 330 случаев выпаса и потрав на помещичьих землях, 94 захвата лугов, сена, паров, 20 случаев разгрома усадеб и захвата имений, 78 порубок леса и 34 случая захвата земель под яровые посевы. В июле-августе крестьяне явочным порядком стали производить конфискацию помещичьих земель[28]. В сентябре газеты сообщали о крестьянских волнениях в Богородицком, Веневском, Крапивенском уездах, нападениях крестьян на помещичьи сады и самовольные порубки леса в Епифанском уезде, захвате земель и посевов в Одоевском и Веневском уездах. Епифанский уездный комиссар Узбеков доносил, что самовольная порубка леса производится целыми селениями.
Многочисленные требования и резолюции свидетельствуют о том, что крестьяне в основной массе слабо разбирались в сути политических противоречий в центре, особенностях курсов политических партий. Выбор крестьянами партии, за которую следует голосовать на выборах в Учредительное собрание, зависел от приезда агитатора. Так, например, собрание крестьян Березовской волости решило голосовать за список большевиков после того, как на собрании выступили большевики и прочли лекцию об Учредительном собрании[29]. Крапивенский комиссар докладывал, что выборы гласных в уездное земство, проводившиеся 22 октября, были сорваны, так как солдаты, прибывшие с фронта, «возбуждали избирателей, основываясь на том, что некоторые лица не были занесены в списки избирателей. С 15 октября начались сразу во многих местах погромы и поджоги землевладельческих усадеб»[30]. Некоторые крестьяне говорили, что «грабить их заставляли разные лица, являвшиеся в деревню и убеждавшие их в том, что господ иначе ничем не выживешь как грабежом и уничтожением их имений до основания»[31]. Уездные комиссары, анализируя размах погромного движения на селе, считали, что причинами этих событий были: «примеры погромов других местностей России»; распространение газет; «подстрекательство солдат, матросов, возвратившихся с войны»; усталость деревни от ожидания «разумной власти» и порядка; раздражительность крестьян из-за деятельности всевозможных комитетов, которые выносили массу постановлений, большую часть которых не могли воплотить в жизнь; растущее недоверие крестьян к существующей власти и распространение среди них разговоров: «А будет ли Учредительное собрание и сможет ли оно что-нибудь сделать?». «Вот при такой обстановке, - делался вывод, - вылилась наружу вражда и злоба»[32].
Таким образом, погромное движение, развивавшееся летом и особенно осенью 1917 г., было обусловлено собственным пониманием крестьянами своих проблем. Агитация социалистов становилась детонатором, способствовавшим проявлению накопившегося недовольства и возмущения крестьян.
Все социалистические организации связывали решение насущных проблем с вопросом о власти. Для Тульской губернии в этом отношении знаковыми стали события июля 1917 г., декабря 1917 г. и весны 1918 г.
30 июля 1917 г. в Туле состоялись выборы в городскую Думу, на которых меньшевики и эсеры выступали блоком. Результаты были внушительны: кадеты получили 7 мест (список № 1), народные социалисты - 1 (список № 2), меньшевики и эсеры - 85 (список № 3), большевики,тульские социалисты латыши и представители военной организации РСДРП - 5 мест (список № 4), «домовладельцы» - 2 (список № 5), группа торгово-промышленников - 2 (список № 6), Бунд - 2 (список № 7)[33]. С избранием нового состава Думы и приходом туда политических лидеров социалистических партий и ведущих деятелей губернского уровня значимость ее возросла. Возглавил Думу эсер П.А. Буланже, заместителем стал рабочий меньшевик Н.Г. Бригадиров, городским головой избран губернский комиссар Временного правительства меньшевик СР. Дзюбин, заместителем - меньшевик служащий оружейного завода Л.В. Обрезков. Большевики не получили мест в руководстве. Кадеты отказались участвовать в каких-либо органах Думы, кроме ее заседаний. Внушительная победа социалистов на муниципальных выборах вселяла надежды на успешное проведение выборов в Учредительное собрание. Однако к началу августа резко проявилось политическое расслоение в соц-организациях, в силу объективных обстоятельств (общей тенденции в политике коалиционного Временного правительства) наметился упадок влияния социалистов среди населения, прежде всего среди рабочих. Среди социалистов не было единства ни по каким вопросам: об организации власти, в оценке Московского совещания, по отношению к большевикам, к Временному правительству, о будущем устройстве государства, об участии социалистов в организации государственной власти.
Социалисты всех направлений стремились использовать напряженную социальную обстановку в своих целях. Политическая неразборчивость рабочих и крестьян объективно приводила их в стан тех, кто доходчивее разъяснял и привлекательнее рисовал ближайшее будущее. Из-за «связи» с Временным правительством авторитет меньшевиков и эсеров неуклонно снижался, большевиков же, наоборот, возрастал. Как отмечал Ю. Мартов, «массы не склонны нас поддерживать и предпочитают от оборонцев переходить прямо к антиподу - большевикам, которые проще и больше дерзают, словом, по своей демократичности больше приемлемы для широких некультурных масс»[34].
Известие из столицы о событиях 25-26 октября застало тульских социалистов врасплох. Несмотря на видимую вероятность перехода власти к Советам, меньшевики и эсеры отмечали на заседаниях и в прессе неожиданность установления большевистской власти. Все представители социалистических организаций, включая меньшевиков-интернационалистов, высказались за осуждение захвата власти большевиками. Не случайно 30 октября 1917 г. общее собрание Тульского Совета рабочих и солдатских депутатов большинством в 14 голосов отвергло предложение большевиков о захвате «власти Советом». Советская власть в Туле установлена не была.
Однако на том же заседании в исполнительный комитет Совета было избрано 13 большевиков, 6 меньшевиков и 4 эсера, а председателем Совета избран А.И. Кауль (105 человек проголосовали «за» - это все большевики, 8 - против, а 97 - воздержались). Меньшевики и эсеры, не выставившие своих кандидатов на пост председателя Совета и занявшие по отношению к большевикам позицию «моральной критики», по сути, отдали большевикам без какой бы то ни было борьбы власть в важном политическом органе города и губернии.
Нарастание экономических проблем усиливало позиции большевиков. Так, например, во время забастовки городских служащих, требовавших новой прибавки к зарплате, городская управа заявила, что «удовлетворить притязания рабочих немыслимо», но появившиеся большевистские агитаторы предложили «беспощадно обложить буржуев». «Правда, не сказали, каким образом и что конкретно надо облагать, - сетовала «Тульская молва». - После этого, - писала газета, - под бурные аплодисменты раздаются голоса, что большевик Каминский должен быть избран городским головой, что он единственный работник, чуть ли не «маг-чародей», могущий исполнить все. Конечно, раздаются голоса неодобрения, но они все-таки стушевываются»[35].
Тульские большевики резко активизировали свою деятельность в условиях нарастающей забастовочной волны и начали борьбу за переизбрание Совета. На заседании 7 декабря, воспользовавшись ситуацией - обсуждением остро стоящего на повестке дня продовольственного вопроса, большевики предложили проголосовать за резолюцию, в которой содержались требования распустить губернский продовольственный комитет, создать новый, а власть в Туле и губернии передать Совету. Правые эсеры и меньшевики в знак протеста покинули собрание, а оставшиеся большевики приняли эту резолюцию. Спустя несколько часов, осознав сущность и последствия события, меньшевики и эсеры предприняли попытку изменить ситуацию: городская Дума заявила о непризнании власти Тульского Совета и призвала население к всеобщей забастовке. Однако в ночь на 8 декабря большевистский ВРК конфисковал в типографии листовки с этим воззванием. Через некоторое время меньшевики и эсеры вернулись в Совет. Но дело было уже сделано: власть принадлежала Тульскому Совету во главе с большевиком А.И. Каулем.
Последующие события - выборы и роспуск Учредительного собрания, роспуск земств, экономические действия советских властей - вызывали критику со стороны меньшевиков и правых эсеров. Однако серьезно заявить о себе они смогли весной 1918 г., когда в стране развернулось движение рабочих уполномоченных за переизбрание большевистских советов.
Большевики, критиковавшие экономическую политику Временного правительства, придя к власти, также не могли разрешить экономические проблемы страны в силу обстоятельств объективных (истощение экономики вследствие войны) и субъективных (идеологические установки, лежащие в основе экономической политики) . Ухудшение экономического положения к весне 1918 г. привело к изменению политических настроений тульских рабочих. Меньшевики выступили инициаторами созыва так называемой рабочей конференции с целью заставить большевиков реформировать Совет. В начале марта были произведены выборы 117 представителей от 25 тысяч рабочих. 14 апреля рабочая конференция начала работу. Повестка свидетельствовала о хорошей подготовленности форума: были обсуждены проблемы подъема промышленности и безработицы, вопрос «борьбы за освобождение России от последствий несчастной внешней политики» и отношения к Советам[36].
Реакция официальных властей была жесткой. На страницах «Революционного вестника» развернулась кампания по «разоблачению» оппозиционеров: «Создание Совета - авантюра, стремление местных иудушек из общего болота социал-предателей повторить еще раз тифлисские, николаевские, одесские и всероссийские расстрелы, организованные правыми «социалистами». Последние события в Туле доказывают, что здесь действует опытная рука белогвардейцев. Бывшие офицеры толпами съезжаются в Тулу. Для каждого ясно, что создание «самостоятельного» Совета - это только пролог к выступлению белой гвардии против Советской власти».[37]
10 апреля большевики просто переименовали Совет в «рабочих депутатов», а перевыборы решили провести позже. В те же числа, в которые работала рабочая конференция, был проведен II Губернский съезд Советов, естественно, высказавшийся в поддержку Советской власти под руководством большевиков. Партийный состав съезда говорит сам за себя: 136 большевиков, 38 сочувствующих им, 52 левых эсера, 17 сочувствующих им, 74 беспартийных, 1 меньшевик, 2 правых эсера, 2 анархиста и 1 интернационалист[38]. Чтобы обеспечить большинство на съезде, тульский комитет РКП(б) разослал всем уездным комитетам 6 апреля 1918 г. письмо с подробной инструкцией о подготовке к съезду: «Необходимо выбирать на съезд только большевиков из членов Совета, а если это невозможно, то можно выбирать и не из членов Советов, но с обязательным условием, что они являются большевиками»[39].
В мае 1918 г. обстановка накалилась до предела. Началось брожение и в гарнизоне. Позиции меньшевиков и эсеров были настолько сильны, что пленум Тульского Совета, состоявшийся 15 июня 1918 г. и обсуждавший ситуацию противостояния с рабочей конференцией, отметил возможность победы меньшевиков и правых эсеров, но, по воспоминаниям участников, после того, как взвесили все «за» и «против», решили, что «при условии усиления агитации все должно кончиться благополучно». Тульские большевики, изучив за полтора года тактику меньшевиков и эсеров, поняли, что последние не смогут в полной мере реализовать свои возможности и благоприятно сложившиеся для них обстоятельства.
14 июня 1918 г. ВЦИК исключил из своего состава представителей партии социалистов-революционеров (правых и центра) и меньшевиков, по его примеру были исключены представители этих партий из местных советов. После того, как 21 июня по решению меньшевиков была свернута забастовка на оружейном и патронном заводах, так как «единственной целью стачки являлся протест против покушения властей на рабочий класс»[40], движение рабочих уполномоченных пошло на спад.
Установившийся контроль коммунистической партии над политической ситуацией с помощью всевозможных государственных механизмов, от экономических до репрессивных, делал попытки социалистов вернуть былой политический вес нереальными. В последующие годы тульские социалистические организации разрушались, что сопровождалось постоянным сужением сферы их деятельности, сокращением количества местных объединений и численности членов, истощением финансовых средств и каналов идейного воздействия на массы. С укреплением власти большевиков, которые все больше из чисто партийной структуры трансформировались в государственно-партийную, надежд на возрождение социалистических партий уже не было.

Источники и литература
1 Блок М. Апология истории, или Ремесло историка / пер. Е.М. Лысенко. - 2-е изд., доп. - М., 1986. С. 18.
2 Государственный архив Тульской области и Центр Новейшей истории Тульской области.
3 Медико-санитарный отчет врачей, состоящих на службе Тульского городского Общественного Управления за 1905 г. С. 1-6.
4 Успенский Г.И. Избранное. - Л., 1975. С. 93.
5 Там же. С. 106.
6 Смидович В.И. О насильственных и случайных смертях в Тульской губернии за 1879-84 года, сравнительно с другими губерниями Европейской России. - СПб., 1887. С. 13.
7 ГАТО. Ф. Р-1300. Оп. 3. Д. 1658. Д. 1659.
8 Подсчеты произведены по материалам ГАТО. Ф. Р-1300. Оп. 3. Д. 1658,1659.
9 Там же.
10 Там же. Ф. Р-1861. Оп. 1. Д. 9. Лл. 45-55.
11 Октябрь в Туле: сб. документов и материалов о борьбе за власть Советов в Туле и губернии в 1917 году. - Тула, 1957.С. 38.
12 Так закреплялись завоевания Октября: воспоминания старых большевиков об упрочении сов. власти в Ту л. губерниии участии в гражданской войне (1918-1920 гг.) - Тула, С. 239;
13 Пролетарская правда. 1918.19 янв. - 1 фев. ЦНИТО. Ф. 1.Оп. 1. Д. 4. Л. 1; Д. 47. Л. 11-12. ГАТО. Ф. Р-1300. Он. 3. Д. 1658. Д. 1659.
14 Там же. Л. 43.
15 По различным данным организация эсеров в Туле насчитывала около 8000 членов. См.: ГАТО. Ф. Р-1861. Он. 1. Д. 9. Л. 62.
16 Тамже.Л.51.
17 Знамя труда. 1917. №1 (9 июля). С.2.; Великая Октябрьская социалистическая революция. Хроника событий. В 4-х тт. - М., 1959. Т. 2. С. 540.
18 Это было в 1917: сб. воспоминаний участников октябрьских событий в Туле. - Тула, 1957. С. 28,116.
19 ГАТО. Ф. Р-1861. Оп.1, Д. 13. Л. 50*.
20 Это было в 1917. С. 160.
21 Пролетарская правда. 1917. 3 сент.; Октябрь в Туле. С. 226; ГАТО. Ф. Р-174. Он. 3. Д. 40789. Л. 141.
22 Голос народа. 1917.4-7 окт.
23 Файджес О. Крестьянские массы и их участие в политических процессах 1917-1918 гг. // Анатомия революции: 1917 г. в России: массы партии, власть: [Материалы коллоквиума, 11-15 янв. 1993 г. СПб., 1994. С. 230.
24 Известия Тульского губернского Исполнительного комитета. 1917.17-20 марта.
25 Голос народа. 1917. 24 марта-6 апр.
26 Анатомия революции. С. 225.
27 ГАТО. Ф. 1527. Оп. 1. Д. 654.
28 Там же. Ф. Р-97. Оп. 1. Д. 40. Л. 25.
29 Там же. Ф. Р-37. Оп. 1. Д. 9. Л. 4.
30Хульская молва. 1917. 28 окт. - 10 нояб.
31Там же.
32 ГАТО. Ф. Р-246 с/ч 103. Оп. 1. Д. 74. Ял, 28-29.
33 Тульская молва, 1917.20 июля.
34 Цит. по: Абросимова Т.А. Социалистическая идея в массовом сознании 1917 г. //Анатомия революции. С.
35 Тульская молва. 1917 г. 22 сент.
36 ГАТО. Ф. Р-1861. Оп. 1. Д. 16. Л. 193.
37 Революционный вестник. 1918. 7 апр.
38 ГАТО. Ф. 1527. Оп. 1. Д. 636. Л. 114.
39 ЦНИТО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 9. Л. 25.
40 ГАТО. Ф. 1861. Оп. 1. Д. 4. Л.

Библиографическая ссылка:
Симонова Е. В. Революция 1917 года в Тульской губернии. / Елена Симонова // Тульский краеведческий альманах. – 2007. – С. 84 – 93.