По страницам архива Тульской духовной консистории

Наталия КИРИЛЕНКО

При подготовке книги «Храмы города Тулы» (Тула, изд-во «Гриф и К», 2010 г.) мне довелось довольно подробно ознакомиться с фондом Тульской духовной кон­систории (управления делами епархии), хранящимся в Государственном архив­ном учреждении Тульской области «Государственный архив». В архивных делах можно прочитать немало любопытных историй из повседневной жизни нашего города, иллюстрирующих порой непростые взаимоотношения церкви, местных властей и предпринимателей; церкви и отдельных граждан. Некоторые из них предлагаются вниманию читателей альманаха.

Не играйте на органе!

Трудно сказать, существует ли ныне эта проблема у храмов, расположенных в боль­шом шумном городе. Но в середине позапро­шлого века в Туле проведению богослужений очень мешали разные «внешние факторы». О целом ряде их рассказывает дело из архива Тульской духовной консистории.

31 мая 1852 г. тульский губернатор Пётр Дараган направил епископу Тульскому и Белевскому Димитрию письмо, в котором сообщал: «Дошло до сведения моего, что в здании Крестовоздвиженской церкви весьма часто бывает слышен летом орган, играющий в ближней гостинице «Царское Село» в то самое время, когда в церкви совершается Бо­гослужение, чем нарушается благоговение молящихся. Поэтому я поручил Тульскому Полицеймейстеру распорядиться, чтобы содержатель означенной гостиницы отнюдь не дозволял никому играть на органе в продолжение совершения в оз­наченной церкви Богослужения, именно во время обедни, вечерни и всенощ­ной, в чем обязать его подпискою.

Если же подобное происходит и в других заведениях, вблизи церквей расположенных, то я обязал его Полицеймейсте­ра также распорядиться с содержателями и этих других заведений»[1].

Напомним читателям, что Крестовоздвиженская церковь находилась на месте клумбы на нынешней Крестовоздвиженской площади.

30 июня Тульская духовная консистория поручила благочинному церк­вей г. Тулы протоиерею Михаилу Прудовскому выяснить, какие еще церкви и от чего испытывают неудобства.

В августе благочинный доложил, что в Казанской церкви (она находилась на месте Тульского промышленного техникума) «терпят беспокойствие и беспорядок от питейной палатки, ежегодно поставляемой не далее пяти или шести сажен от церкви во время ярмарок Десятой и Казанской»[2]. Десятая ярмарка проводилась неподалеку, в Покровском переулке (ныне Черниковский пер.), в 10-ю пятницу по­сле Пасхи; Казанская – на торговой площади рядом с Казанской церковью, 8 июля.

Благочинный сообщал также, что близ Благовещенской церкви (сохра­нилась до наших дней на одноименной улице) «против алтаря в недальнем расстоянии находится питейный дом, при котором часто бывает шум»[3].

Кроме того, выяснилось, что Крестовоздвиженской церкви помимо звуков органа еще большее беспокойство доставляют поденщики (безработ­ные, собирающиеся в определенном месте, где их нанимали на «поденную» работу — на один или несколько дней). Сообщалось, что поденщики еже­дневно «помещаются около самого алтаря, чрезмерный шум и говор празд­ных людей много нарушает благолепие»[4].

Причт Староникитской церкви (ее полуразрушенное здание стоит на улице Никитской) жаловался, что время всенощных бдений в городском кремлевском саду бывают игры и слышна музыка.

Последняя жалоба была признана необоснованной, поскольку кремлев­ский сад находился довольно далеко от церкви. А по остальным были приня­ты меры. 4 ноября 1852 г. губернатор сообщил епископу Тульскому и Белев­скому, что предписал полицеймейстеру:

1) чтоб палатки проставлять на законном расстоянии от церкви (не менее 40 саженей);

2) питейный дом у Благовещенской церкви на время Богослужения закрывать;

3) назначить поденщикам для сбора другое место[5].

О том, как в Туле 40 лет спустя после этой истории решались вопросы соседства храмов и гостиниц, в которых торговали крепкими спиртными на­питками, — наша следующая история.

Неподходящее соседство

Эти истории, связанные с гостиничным бизнесом, произошли в Туле в начале 1890-х годов.

В конце XIX века российское законодательство предусматривало, что пи­тейные заведения могут находиться не ближе 40 саженей (1 сажень = 2,1336 м) от действующих церквей. Исключения допускались по представлениям го­родских дум Губернским по питейным делам присутствием, с утверждением министром финансов и с согласия местного духовного начальства[6]. Посколь­ку питейные сборы давали неплохую прибыль в местный бюджет, духовное начальство зачастую шло навстречу светским властям, ходатайствовавшим за владельцев питейных заведений.

Подобные ограничения касались и гостиниц, в которых, как правило, имелись буфеты с крепкими спиртными напитками, а то и трактиры.

В Туле, помимо храмов, был еще один «ограничитель» для расположе­ния питейных заведений: они не должны были находиться ближе 250 саженей к Тульскому оружейному заводу[7]. Но и тут были возможны некие исключения.

Сегодня мы расскажем о том, как в нашем городе исполняли (и обходи­ли) российский Питейный устав, принятый в 1885 г. Многие гостиницы на­чали свою деятельность задолго до утверждения этого законодательного акта, и их владельцы желали продолжать гостиничный бизнес.

* * *

В ноябре 1890 г. городской голова Фёдор фон Гилленшмидт обратился в Тульскую духовную консисторию с просьбой разрешить существовать гости­нице «Лондон», находившейся в доме потомственной почетной гражданки Анны Ивановны Струковой на углу улиц Киевской и Посольской (ныне про­спект Ленина и Советская) ближе 40 саженей от Спасопреображенской церк­ви (она стояла на месте нынешних фонтанов и автостоянки у «белого дома»).

Как отмечалось в прошении, более 50 лет гостиница содержалась куп­цом Людвигом Бехманом, а затем его вдовой тульской временной купчихой Еленой Павловной Бехман[8].

Консистория разрешила гостинице работать, но с условием: чтобы при ней не было иных трактирных и питейных заведений[9].

* * *

В октябре-ноябре того же, 1890 г., опять-таки по ходатайству фон Гилленшмидта, духовная кон­систория рассматривала дело о гостинице «Санкт-Петербург». Гостиница находилась в доме потомственной почетной граж­данки Анны Николаевны Сапу­новой, на углу Киевской улицы, напротив кремля, рядом (бук­вально стена к стене) с женским Успенским монастырем. Рассто­яние от Тульского оружейного завода до неё тоже составляло менее требуемых законом 250-ти саженей.

Гилленшмидт в своем пись­ме перечисляет достоинства этой гостиницы: дом Сапуновой на­ходится на одной из лучших улиц в самом центре города, для при­езжих созданы все удобства, недаром здесь останавливались высшие военные и гражданские сановники. Гостиница находилась в доме Сапуновой более 40 лет, содержалась тульским купцом Михаилом Павловичем Жуковым и «от­личалась соблюдением в ней должного порядка и тишины»[10], несмотря на то, что Жуков с разрешения высшего начальства более 20 лет продавал здесь крепкие напитки[11].

С 1891 г. гостиницу хотел содержать крестьянин Калужской губернии Яков Никитич Соборнов.

Консистория дала разрешения на дальнейшее существование «Санкт- Петербурга» с тем же условием: без открытия в гостинице каких-либо еще трактирных и питейных заведений[12].

* * *

В декабре 1890 г. в консистории решалась судьба гостиницы «Эрми­таж», доставшейся купчихе Ольге Филипповне Саломатиной в наследство от мужа. Гостиница стояла на улице Посольской (ныне Советская) недалеко от Николочасовенской церкви. До наших дней эта церковь не сохранилась. Она находилась на месте пятиэтажного жилого дома, в который «упирается» со­временный Красноармейский проспект и в котором долгое время размещал­ся магазин «Дом обуви», а теперь — магазин бытовой техники.

На первом этаже «Эрмитажа» более 10 лет действовал трактир, «и никогда ни от кого не поступало жалоб на то, чтобы трактирное заведение это мешало богослужению в Николочасовенской церкви, равным образом не поступало жалоб о том, чтобы означенное трактирное заведение оскорбляло когда-нибудь и чем-нибудь Святыню церкви»[13]. Представители консистории тщательно измерили расстояние, разделяющее церковь и трактирно-гости­ничное заведение. Получилось, что от храма до 1-го подъезда (входа в гости­ницу) — 39 саженей, а до 2-го (входа в трактир) — 47[14]. Консистория положи­тельно решила вопрос о дальнейшем существовании гостиницы и трактира.

* * *

А вот гостинице «Биржа» не повезло. Она помещалась в двухэтажном каменном доме на Благовещенской улице, «в заду Гостиного ряда»[15] (на месте Гостиного ряда в 1931 г. была построена фабрика-кухня, ныне здание Сбер­банка). Неподалеку от гостиницы, в 20-ти саженях, находилась Благовещен­ская церковь, впрочем, отделенная от «Биржи» другими постройками.

«Биржа» действовала более 40 лет и принадлежала купцу Петру Заха­ровичу Сушкину. В трактире при гостинице велась виноторговля.

После смерти Сушкина городская Управа в декабре 1890 г. ходатай­ствовала перед духовной консисторией о том, чтобы его наследники купец Алексей Васильевич Новиков и Яков Андреянович Лихашерстов могли про­должать использовать дом под гостиницу, которую содержал тульский вре­менный купец Степан Сергеевич Архипов.

В прошении городской Управы отмечалось, что гостиница «за все такое продолжительное время никаким общественным упрекам не подвергалась, не было даже за 40 лет никакого несчастного случая с останавливающимися в но­мерах гостями. Гостиница эта окружена торговыми рядами в центре города, всегда служит удовлетворением приезжающей публике и как из числа поря­дочных гостиниц приносит одному городу ежегодного по раскладке дохода 750 рублей»[16].

П.З. Сушкин завещал своим приказчикам в течение 10 лет после его смерти внести на детские приюты и богоугодные заведения 20 тысяч рублей из прибыли, которая будет получена от гостиницы[17].

Консистория вначале собиралась удовлетворить прошение, однако ар­хиепископ Тульский и Белевский Никандр распорядился пересмотреть дело ввиду того, расстояние между трактирным заведением и церковью было в два раза меньше, чем разрешалось законом[18].

При пересмотре вопроса наследники в своем обращении в консисто­рию напоминали, что Сушкин «первый положил основание существованию Епархиального свечного завода, уступивши свой воскобильный завод с рас­срочкою на годы; единственно он один снабжал Епархиальный завод самым чистым пчелиным воском и притом в долг на большие суммы». Свечной за­вод остался должен покойному 40 тысяч рублей. Кроме того, П.З. Сушкин завещал на тульские церкви и причты 25,5 тысячи рублей и 17 тысяч рублей на благотворительные цели[19].

Наследники, как бы между прочим, сообщали, что в «Бирже» посто­янно останавливался священник села Токмаковка, а ныне казначей Тульской епархии о. Иероним.

Помимо этого, А.В. Новиков и Я.А. Лихашерстов приводили нотари­ально заверенный список постояльцев гостиницы. В числе гостей, действи­тельно, было немало достойных людей: протоиерей, благочинный г. Черни о. Пятницкий, преподаватель Тульского епархиального училища студент Д.И. Воскресенский, священник села Серебряные Пруды Веневского уезда М.И. Музалевский, учитель Епифанского училища С.Я. Сахаров, мценский землевладелец дворянин А.И. Афонасьев, одоевский купец С.И. Серебрен­ников, епифанский уездный казначей П.И. Мягков, помощник Тарусского уездного исправника А.П. Беляев, штабс-капитан 3-й артиллерийской брига­ды г. Дубасов, богородицкий купец А.И. Крапивин и другие[20].

Наследники указывали, что дом ни под что иное, как под гостиницу, не пригоден, «а переделывать такое громадное вековое здание под другое дело не достанет средств, следовательно, дом этот неминуемо должен пустовать, а чрез всё это благонамеренная цель покойного Петра Захаровича о пожертво­вании 20 тысяч рублей с этого дома не может достигнуть желаемого резуль­тата, поэтому <…> смеем думать, что и память покойника Петра Захаровича, так честно и безукоризненно относившегося во всю свою жизнь к духовенству Тульской Епархии, будет оскорблена»[21].

Несмотря на все эти доводы, в январе 1891 г. консистория отказала го­стинице в дальнейшем существовании. Причина отказа звучала так: «Самое заведение, имея небольшое число номеров для приезжающих, ведет широ­кую торговлю трактирным делом, вследствие чего обычным в таких заведе­ниях притоном народа не может не быть нарушаем порядок и благочиние в местности, находящейся поблизости к церкви»[22]. (Словосочетание «при­тон народа» здесь употреблено в значении «большое количество людей».)

* * *

А.В. Новиков на этом отказе не успокоился, обратившись за разреше­нием на работу гостиницы в Святейший Синод. Приведя в этой высокой инстанции всё те же аргументы в свою пользу, он ссылался еще и на то, что «Санкт-Петербургу», где тоже торгуют спиртным, консистория работать разрешила.

В марте 1892 г. Святейший Синод не только согласился с запретом Туль­ской духовной консистории на работу «Биржи», но и распорядился закрыть гостиницу «Санкт-Петербург».

При отсутствии контракта держателя «Санкт-Петербурга» с владели­цей дома А.Н. Сапуновой закрыть гостиницу предписывалось по истечении 1893 г., а если контракт есть – по истечении срока контракта, и более контракт не продлевать[23].

Но если договор А.Н. Сапуновой с Я.Н. Соборновым действовал по 1 января 1895 г., то с этой даты владелица дома успела заключить новый кон­тракт на содержание гостиницы — с тульской купеческой дочерью Алексан­дрой Николаевной Ермолаевой, на целых 12 лет. Причем по истечении этого срока Ермолаева имела право возобновить контракт еще на 12 лет. Если же контракт приостанавливался Сапуновой либо духовным ведомством, Сапу­нова была обязана уплатить Ермолаевой неустойку в сумме 10 тысяч рублей. Кстати, в контрактах предусматривалось, что «арендаторы под страхом пре­кращения контрактов обязаны соблюдать тишину и не допускать ничего не­благопристойного»[24].

31 октября 1893 г. Анна Сапунова дала подписку Тульскому городско­му полицейскому управлению в том, что обязуется не сдавать свой дом под гостиницу свыше сроков, обозначенных в контрактах с купцом Яковом Со­борновым и купеческой дочерью Александрою Ермолаевой. Интересно, что в этом документе Соборнов назван уже купцом[25] (в прошении Сапуновой в консисторию от 19 июня 1893 г. он именовался еще крестьянином).

Таким образом, А.В. Новиков своим обращением в Святейший Синод не только не добился разрешения на существование гостиницы «Биржа», но и «подвел под монастырь» А.Н. Сапунову с ее «Санкт-Петербургом».

Возможно, А.В. Новиков обращался в Святейший Синод еще раз, пото­му что в архивном деле имеется письмо архиепископа Тульского и Белевского Никандра от 2 декабря 1892 г., адресованное Синоду, в котором Преосвящен­ный вновь подтверждает: «Епархиальное начальство и в настоящее время не желало бы дать испрашиваемого разрешения на дальнейшее существование помянутой гостиницы «Биржа» с ее трактиром, т.к. трактирные заведения при дозволении им торговать хмельными напитками в местах нахождения их, служат причиною всевозможных беспорядков; а по гор. Туле, при существо­вании базаров в воскресные и праздничные дни, эти заведения с раннего утра наполняясь праздным народом, не могут не быть признаны нарушающими святость праздничных дней, чего особенно не желательно видеть вблизи хри­стианских храмов»[26].

* * *

Подробности дальнейшей судьбы участников этой истории пока выяс­нить не удалось. Известно лишь, что в «Памятной книжке Тульской губернии на 1905 год» в списке гостиниц не упоминаются ни «Санкт-Петербург», ни «Лондон». «Эрмитаж», в котором было 15 номеров, продолжал работать до 1912 г., в «Памятной книжке…» на 1913 г. его уже нет. До 1908 г. содержатель­ницей «Эрмитажа» числилась Ольга Филипповна Саломатина, а с 1909-го — Александра Петровна Саломатина (после сокращенной публикации этого материала в газете «Тула» от 22 сентября 2011 г. ко мне обратилась пото­мок Соломатиных Л.В. Шелухина. Она сообщила, что с 1909 г. гостиницей «Эрмитаж» владел Александр Петрович Соломатин. То есть в «Памятной книжке Тульской губернии на 1909 год» — ошибка).

В списках гостиниц есть заведения, принадлежавшие купцам Ивану Васи­льевичу Соборнову и Николаю Васильевичу Соборнову. Имели ли они какое- либо отношение к Якову Никитичу Соборнову — неизвестно. Кстати, в 1912 г. гостиница «Крым» Ивана Соборнова, находившаяся на Посольской улице (ныне Советская), являлась самой крупной в Туле, в ней было 62 номера.

А гостиницы с названиями «Петербургская» и «Лондон» вновь появ­ляются в Туле: первая в 1909 г. — на Посольской улице (содержатель — купец С.Т. Титов), вторая в 1910 г. — в доме купца И.И. Жукова на Суворовской улице (ныне Красноармейский проспект).

На улице Лопатинской (с 1907 г. — Менделеевской), где находился Успенский женский монастырь, более гостиниц не открывали.

Завещание Максима Лялина

Оружейники и купцы Лялины – фамилия в Туле известная. На их фа­брике изготавливали оружие, скобяные изделия, самовары. Были в жизни этой семьи и не совсем светлые страницы, память о которых сохранилась в документах Тульской духовной консистории (управления делами епархии), хранящихся ныне в ГАУ ТО «Государственный архив».

* * *

Вначале восстановим некоторые родственные связи.

И. Гамель в 1826 г. в списке 48-ми тульских оружейников, имевших соб­ственные фабрики, называет Алексея и Василия Максимовичей Лялиных. У них было предприятие «для изготовления самоваров, палатных замков, за­движек, петлей и для уборки ружей».

Путеводитель по Туле, изданный в 1973 г., сообщает: «Оружейник цеха белого оружия Алексей Максимович Лялин имел фабрику для изготовления са­моваров, палатных и других замков и «для уборки ружей» и в 1812—1816 гг. поставил по заказу правительства 13 тыс. огнестрельного и 10 тыс. холодного оружия, за что был награжден серебряной медалью. Дело продолжили его брат Василий с сыном, самоварная фабрика которых в середине XIX века давала еже­годно до 10 тыс. самоваров. Располагая крупными капиталами, Лялины возвели себе роскошный дом». Речь идет о сохранившемся до наших дней особняке — доме № 45 по ул. Октябрьской. По информации, имеющейся в городской ин­спекции по охране памятников, дом № 45 во второй половине XIX в. принад­лежал потомственному почетному гражданину Якову Алексеевичу Лялину.

Итак, основоположники династии — братья Алексей и Василий Ляли­ны. Героями нашего дальнейшего рассказа станут сын Алексея Яков и сыновья Василия — Максим и Иван.

* * *

Почетный оружейник Максим Васильевич Лялин умер 17 августа 1858 г. В своем духовном завещании он поручил своему брату почетному оружейни­ку Ивану Васильевичу Лялину следующее:

— внести в приход Христорождественской церкви на изготовление нового иконостаса в нижнем храме Николая Чудотворца 3000 рублей серебром,

положить в кредитное заведение 2000 рублей серебром для причта этой церкви на вечное поминовение его, Максима Лялина «с сродниками» (име­ется в виду церковь Николы Зарецкого, сохранившаяся до наших дней);

— по прошествии двух лет выдать на построение нового соборного храма во имя Богоявления Господня (Богоявленского собора в кремле) 5000 рублей серебром;

— на построение нового храма во имя Донской Божией Матери в Чулкове выдать в течение двух лет 2000 рублей серебром;

— на построение колокольни при Всехсвятском кладбищенском храме вы­дать по прошествии двух лет 2000 рублей серебром;

— на украшение кладбищенских церквей – Спасской и Димитрия Солун­ского выдать в каждую серебром по 500 рублей;

— в духовный детский приют (имеется в виду Тульское училище для при­зрения и воспитания девиц-сирот духовного звания, находившееся в женском Успенском монастыре) для выдачи воспитанниц в замужество по истечении года внести 1000 рублей серебром[27].

В марте 1859 года Тульская палата Гражданского суда известила Туль­скую духовную консисторию, что завещание Максима Лялина было утвержде­но 2 февраля. Как видно из завещания, часть средств должна была быть внесе­на в соответствующие учреждения сразу после утверждения этого документа, а часть – с отсрочкой на год или два, считая с даты смерти завещателя.

* * *

Иван Васильевич Лялин, согласно завещанию покойного брата, в октя­бре 1859 г. внес 1000 рублей на строительство Донской церкви в Чулкове. Бо­лее никаких денег никуда от него не поступило.

Благочинный тульских церквей священник Мефодий Троицкий докла­дывал в консисторию: он неоднократно предлагал Ивану Лялину исполнить завещание брата, но тот «на каждое мое предложение отвечал прошением об отсрочке личной встречи по болезни»[28].

А 2 февраля 1860 г. И.В. Лялин умер, оставив завещание, чтобы «Мак­симовы деньги» уплатил его наследник, оружейник Яков Алексеевич Лялин, двоюродный брат его, Ивана, и Максима. Я.А. Лялин обещал благочинному начать выплаты в апреле 1860 г., но слова своего не сдержал...

* * *

На строительство Всехсвятской колокольни Яков Лялин внес завещан­ные 2000 рублей только в ноябре 1860 г.

Осенью 1861 г., более чем с годовым превышением оговоренного в за­вещании срока, Яков Алексеевич соизволил доплатить тысячу рублей на воз­ведение Донской церкви.

На строительство Богоявленского собора он начал вносить деньги в феврале 1861 г. Внес лично 3000 рублей, а оставшиеся 2000 рублей частями к июню 1862 г. заплатили за него другие люди – мещане Гаврила Васильев и Михаил Филиппов. Скорее всего, они были должниками Лялина, и он попро­сил их отдать долг не ему, а сразу на храм.

На этом исполнение завещания Яковом Лялиным приостановилось.

Консистория неоднократно обращалась в Правление Тульского ору­жейного завода с просьбой «учинить распоряжение о взносе завещанных де­нег»[29] в церковные учреждения, но все усилия были напрасны. Яков Лялин отделывался отговорками.

* * *

10 июля 1864 г. причт Христорождественской церкви обратился к епи­скопу Тульскому и Белевскому Никандру по поводу завещанных Максимом Лялиным 3000 рублей на устройство нового иконостаса в храме на первом этаже (напомним, что эти деньги должны были быть внесены в приход сра­зу по утверждении завещания, а прошло уже более пяти лет). В обращении священнослужителей сообщалось: Яков Лялин «за многократным нашим ему напоминанием не озаботился взносом таковой суммы в нашу церковь; между же тем означенный иконостас от давности времени приходит в ветхость и требует в настоящее время поправления». Авторы обращения просили Пре­освященного «повелеть через кого следует вытребовать от того оружейника Лялина 3000 рублей серебром»[30].

Обращение возымело действие: уже 20 июля Христорождественский причт докладывал в консисторию: Лялин согласился платить за изготовление иконостаса непосредственно мастеру Богданову, а 2000 рублей, полагавшиеся для причта на помин души Максима Васильевича «с сродниками», до сих пор не внесены, «и мы получаем с него Лялина только проценты»[31].

* * *

Поскольку в апреле 1864 г. оружейники были «откреплены» от оружей­ного завода и заводская полиция расформирована, то переписку о взыскании с Я.А. Лялина денег передали в Тульское городское полицейское управление.

К декабрю 1864 г. за Яковом Алексеевичем оставались долги: по 500 рублей на кладбищенские церкви — Спасскую и Димитрия Солунско­го, 1000 рублей на детский приют и 2000 — причту Христорождественской церкви.

А 31 декабря 1864 г. бывший оружейник Я.А. Лялин указом Тульской казенной палаты был перечислен в тульское 1-й гильдии купечество. Для при­числения к 1-й гильдии в то время требовалось объявить капитал не менее 10 тысяч рублей.

В апреле 1865 г. Тульское губернское правление предписало Тульскому городскому полицейскому управлению «принять решительные меры ко взыска­нию с бывшего оружейника Я.А. Лялина» не внесенных в пользу церкви денег[32].

В июле 1865-го Яков Алексеевич передает деньги в кладбищенские церкви и на детский приют.

* * *

Что касается средств, завещанных причту, Лялин сообщает: эти 2000 рублей «находятся в моем распоряжении по добровольному со мной их (священников. — прим. авт.) соглашению… на выгодных для них условиях»[33]. Видимо, усло­вия были не столь уж выгодными, если вопрос об этих деньгах вновь возникает в 1866 г.

Причем дело дошло до крайних мер. В марте 1866 г. Яков Лялин обращается к Преос­вященному Никандру с просьбой: «Полицей­ское управление <…> определило подвергнуть публичной описи мое имущество будто бы за не­платежи духовному ведомству. Может быть, это происходит по недоразумению, но все-таки не­приятно иметь соприкосновение с полицией в деле совести, а потому покорнейше прошу Ваше Преосвященство: сообщите Тульскому городскому полицейскому управлению, чтобы оно оставило меня в покое по настоящему делу»[34].

В июле этот вопрос рассмотрела духовная консистория. Там решили пойти навстречу должнику, учитывая что он, Яков Лялин, состоит при Туль­ской духовной семинарии почетным блюстителем по хозяйственной части и

уже принес семинарии немало пользы. Было признано возможным отсрочить опись имущества Лялина, но обязать его окончательно обустроить иконостас в течение года и внести 2000 рублей, завещанные причту[35].

7 ноября 1866 г. Яков Лялин внес эти деньги[36]. Наконец-то, семь с по­ловиной лет спустя, последняя воля Максима Лялина была исполнена.

* * *

И все же остается вопрос: почему Яков Лялин не спешил выполнить завещание своего кузена?

Возможно, рачительный богатый оружейник вкладывал средства Максима Лялина в развитие своего дела, возможно, не раз их оборачивал- «прокручивал» и считал, что и церкви, и приют могут подождать.

А возможно, ответ содержится еще в одном архивном деле. Как следует из него, Яков Алексеевич Лялин с 1848 г. по 1860 г. был церковным старостой Христорождественской церкви, что в Оружейной слободе — той самой, чье­му причту он так долго не отдавал потом положенные деньги.

В конце 1860 г. протоиерей этого храма Иоанн Мясновский обратился в Тульскую духовную консисторию с ходатайством по поводу представления Якова Лялина к награде. В ходатайстве перечислялись многочисленные дела Якова Алексеевича на благо храма — ремонтные работы, устройство серебря­ных риз на иконах. Практически всё это он финансировал совместно с двою­родным братом Максимом Васильевичем Лялиным. Около пятнадцати тысяч рублей братья совместно же внесли на строительство и благоустройство раз­личных тульских храмов[37]. Каков был конкретный вклад каждого из братьев — неизвестно.

В архивном деле имеется и формулярный список Я.А. Лялина, представ­ленный канцелярией Тульского оружейного завода 26 января 1861 г. Из него мы узнаем, что в 1825—1838 гг. Яков Алексеевич, оставаясь оружейником, объявлял капитал по 2-й купеческой гильдии, с 1839 по 1861 гг. — по 1 гиль­дии[38]. То есть вряд ли деньги Максима Лялина «делали погоду» в его бизнесе.

В том же формулярном списке содержится подробная и довольно интерес­ная характеристика нашего героя. Приведем ее с небольшими сокращениями:

«Яков Алексеевич Лялин.

Вероисповедания православного.

Сколько от роду лет — 51.

Рост и приметы. Росту среднего, лицем бел, волосы на голове и бровях светло-русые, глаза серые, нос умеренный, бороду бреет.

Из какого звания поступил в оружейники и какие занимал должности по заводу и выбору общества. Из тульских оружейников молотобойцем с 2 июля 1824 г. Доверенный при построении общественных мостов и дорог со 2 января 1845 г. по 2 января 1850 г.

Имеет темно-бронзовую медаль на Владимирской ленте в память минув­шей войны 1853 — 1856 годов.

Грамоте умеет.

Сверх казенной обязанности занимается деланием самоваров и казен­ных приборов. <...>

Холост.

В хозяйстве поведения очень хорошего.

В исполнении казенной обязанности очень исправен.

Дом имеет во обще с братом и племянниками. Состояния достаточного»[39].

В декабре 1861 г. епископ Тульский и Белевский Никандр направил в Святейший Синод ходатайство о награждении Я.А. Лялина серебряной ме­далью на Станиславской ленте для ношения на шее[40]. Этим документом ар­хивное дело заканчивается, из чего следует, что в награде Я.А. Лялину было отказано. Может быть, именно по этой причине, затаив обиду на духовное ве­домство, он затянул выплаты по завещанию Максима Лялина на долгие годы?

… Яков Алексеевич Лялин, успев войти в сословие потомственных по­четных граждан, скончался в 1869 г. Чуть более месяца он не дожил до своего шестидесятилетия.

1 ГАУ ТО «Государственный архив». Ф.3. Оп. 9. Д. 1941. Л. 1а.

2 Там же. Л. 3 об.

3 Там же.

4 Там же.

5 Там же. Л. 8, 8 об.

6 Там же. Ф. 3. Оп. 7. Д. 2747. Л. 1а об.

7 Там же. Л. 1а.

8 Там же. Л. 5.

9 Там же. Л. 11 об.

10 Там же. Л. 3.

11 Там же. Л. 1а об.

12 Там же. Л. 11 об.

13 Там же. Ф. 3. Оп. 7. Д. 2751. Л. 1а.

14 Там же. Л. 5 об.

15 Там же. Ф. 3. Оп. 7. Д. 2750. Л. 21.

16 Там же. Л. 1а об.

17 Там же. Л. 15.

18 Там же. Л. 7.

19 Там же. Л. 14.

20 Там же. Л. 13, 13 об.

21 Там же. Л. 14 об.

22 Там же. Л. 18.

23 Там же. Ф. 3. Оп. 7. Д. 2747. Л. 14.

24 Там же. Л. 16.

25 Там же. Л. 32.

26 Там же. Ф. 3. Оп. 7. Д. 2750. Л. 26.

27 Там же. Ф. 3. Оп. 9. Д. 3127. Л. 1, 2.

28 Там же. Л. 6.

29 Там же. Л. 7 об.

30 Там же. Л. 17.

31 Там же. Л. 21- б.

32 Там же. Л. 34.

33 Там же. Л. 46.

34 Там же. Л. 47.

35 Там же. Л. 49.

36 Там же. Л. 57.

37 Там же. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1584. Л. 2, 2 об, 3.

38 Там же. Л. 14.

39 Там же. Л. 13, 13 об, 14.

40 Там же. Л. 21, 21 об

Библиографическая ссылка:

Кириленко Н. По страницам архива Тульской духовной консистории/ Н. Кириленко  // Тульский краеведческий альманах. - 2012. - Вып. 9. - С. 64-73