Тула и Никоновская летопись

Николай ФОМИН

Многие туляки привыкли считать, что Тула старше Москвы на год. Дата 1146 г. как первого упоминания нашего города в Никоновской летописи оказалась внесенной в Устав города, который был утвержден на об­щегородском референдуме. Однако, специали­сты не считают это упоминание достоверным. Наша попытка объяснить недостоверность упо­минания Тулы под 1146 г. в Никоновской лето­писи в газетах в 1996 г., когда возник вопрос о праздновании 850-летия города, не нашла по­нимания ни у большинства краеведов, ни у ад­министрации города. Это объясняется в первую очередь тем, что большинство людей привыкло считать, что все записанное в старых книгах или старых документах правильно. Тем более, что историки I половины XIX в. И.П. Сахаров, И.Ф. Афремов и даже последователь критичес­кой школы Н.Ф. Андреев признавали дату 1146г. (1). В 1996 г. в защиту даты 1146 г. высту­пил В.И. Боть (2).
Однако, после работ по изучению истории русского летописания А.А. Шахматова, М.Д. Приселкова, А.Н. Насонова, Б.М. Клосса обосновывать достоверность упоминания Тулы под 1146 г. весьма трудно (3). Эти исследовате­ли доказали, что каждая летопись неразрывно входит в состав системы летописания, повто­ряя, перерабатывая, сокращая или дополняя ранее созданные летописи. Имеется какой-либо наиболее ранний рассказ, который и лег в ос­нову всех последующих. Этот самый ранний рассказ и является наиболее достоверным. Предшественники же вышеназванных ученых считали каждую летопись самостоятельным произведением, известия которого являются дополнениями к другим летописям независи­мо от истории складывания каждого из расска­зов. Именно такое механическое смешение рас­сказов летописей и приводило наших краеве­дов I половины XIX в. к принятию даты 1146 г.

Первоначальный рассказ о событиях 1146 г. возник в окружении князя Святослава Ольговича сравнительно вскоре после непосредствен­ных событий и был записан в Черниговскую летопись. Затем он был использован в Киевском своде великого князя Рюрика Ростиславича, составленном около 1200г. Этот свод* как и Черниговская летопись, не дошел до нашего времени. Эти известия сохранились в так назы­ваемой Ипатьевской летописи, представляю­щей собой особую разновидность русского ле­тописания, так называемую "Ипатьевскую ре­дакцию", которая в значительной степени отли­чается от "Лаврентьевской редакции", в кото­рой рассказ о событиях 1146 г. обрывается ухо­дом Святослава Ольговича в "землю Вятичей". Ввиду того, что упоминания Тулы, Ельца, Тешилова и др. городов не находят подтвержде­ния в Ипатьевской летописи, М. Н. Тихомиров не включил эти города в число древнерусских(4).
В значительно переработанном и изменен­ном виде рассказ о событиях 1146 г. вошел в состав Никоновской летописи. Эта летопись представляет собой огромный летописный свод, опубликованный в 9 -13 томах Полного собра­ния русских летописей. Этот свод был состав­лен между 1526 и 1530 гг. Затем он находился в составе библиотеки патриарха Никона, в связи с чем и получил название Никоновской или Патриаршей летописи. Эта летопись составля­лась уже после создания русского Хронографа, для которого было характерно вольное обраще­ние с предшествующими текстами. Никоновс­кая летопись в значительной степени переняла подобное отношение к своим источникам. По­этому древнейшая часть Никоновской летопи­си практически единогласно отвергается исто­риками. События XII - XIV вв., сообщаемые Ни­коновской летописью, но не находящие себе подтверждения по другим летописям, также от­вергаются большинством историков. Однако некоторые, ссылаясь на гипотетическую воз­можность, продолжают утверждать, что эти све­дения почерпнуты из не дошедших до нас ис­точников, хотя ни одно из них еще не получило сколько-нибудь ясного научного обоснования. В то же время как уже получены явные опро­вержения некоторых таких сообщений.
Защитники даты 1146 г. ссылаются также на данные археологии, хотя археология к созданию и переработке Никоновской летописью расска­за за этот год не имеет никакого отношения. Историей создания и развития рукописных тек­стов занимается текстология. Тем не менее рас­смотрим и археологические свидетельства су­ществования Тулы в первой половине XII в. И.П. Сахаров, И.Ф. Афремов и в некоторой сте­пени, хотя и с оговорками, В.Н. Ашурков пред­полагали, что город располагался у впадения Тулицы в р. Упу на месте, ныне занятом оружей­ным заводом (5). Это положение разделяет и В.И. Боть (6). Однако уже Н.Ф. Андреев ука­зал, что это место в паводки заливается водой и поэтому не могло использоваться для поселе­ния (7). А.Н. Наумов полностью согласился с точкой зрения Н.Ф. Андреева, что город на ме­сте завода существовать не мог (8). В.П. Грицен­ко локализует древнюю Тулу на месте Торховского городища в верховьях речки Синетулицы (9). Однако, даже наличие культурного слоя, да­тируемого по найденной керамике XII - XIV вв. еще не говорит о существовании города в пер­вой половине XII в. Тем более, что конкретные находки датируются XIII в. (См. статью В.П. Гриценко и А.Л.. Наумова в этом сборни­ке). Где гипотетически не располагалась бы Тула, эти два места весьма показательны для анализа передвижений Святослава Ольговича.
Проведя исследование списка городов в рас­сказе Никоновской летописи под 1146 г., А.Ц. Насонов пришел к выводу: "Автор рязанс­кого известия Никоновской летописи прибег к сочинительству, тем более, что в приведенном известии находим другие несообразности, и притом- явные" (10). Однако исследователь ог­раничился только констатацией факта наличия "несообразностей", не рассмотрев их, ограни­чившись общим замечанием, что это было сде­лано в интересах рязанских князей (11). Нам представляется этот вывод неточным, так как в 1521 г. Рязань вошла в состав единого Москов­ского государства и независимых рязанских князей уже не было. В 1996г. состав городов рас­сказа за 1146г. Никоновской летописи был про­анализирован В.Л. Егоровым, который подкре­пил вывод А.Л. Насонова: "Из XIV века Тула вместе с Ельцом попала в русскую историю XII века, фактически на два столетия ранее появ­ления этих городов в исторической действи­тельности" (12).
Однако у рассказа Никоновской летописи под 1146 г. появляются периодически новые за­щитники, которые, как и прежние, без какого бы то ни было анализа утверждают, что Нико­новская летопись в рассказах XII в. содержит важные сведения, почерпнутые из не Дошедших до нас источников. Так, московский археолог П.Е. Русаков полностью отверг явную тенден­циозность исправлений Никоновской летопи­си, которая "не должна быть умышленно иска­женной" (13). Проверить же возможность умышленного искажения никто из защитников не хочет, потому что за все время изучения ле­тописи не было приведено ни одного научного аргумента в защиту так называемых уникаль­ных известий Никоновской летописи. Ранее мы провели анализ рассказа Никоновской летописи за 1146 г. (14). Появление статьи П.Е. Русакова и появление новых аргументов в обосно­вание нашей точки зрения вынуждают нас вновь вернуться к этой теме.
В своей работе мы основываемся на выводах Б.М. Клосса, подвергшего монографическому исследованию Никоновскую летопись и подтвердившего выводы А.Н. Насонова: "Уже А.Н. Насонов выяснил, что известиям Никоновской летописи о Рязани XII - XIII вв. нельзя доверять из-за их тенденциозности" (15). Весь­ма интересен и важен для нас вывод Б.М. Клос­са о взаимоотношениях Воскресенской и Ни­коновской летописей: "Очевидно, черновые ма­териалы Никоновской летописи использова­лись в Воскресенской летописи" (16). Если это так, то можно говорить, что Никоновская лето­пись была подвергнута редактированию на са­мом последнем этапе работы над нею, когда при­влечение новых документов или текстов других летописей было уже невозможно. В противном случае они нашли бы свое отражение и в Вос­кресенской летописи. Следовательно, на наш взгляд, можно полагать, что редактор Никонов­ской летописи просто вписывал желательные для него дополнения и вычеркивал противоречившие его концепции факты. Проведенное нами сопоставление древнейшего текста Ипа­тьевской летописи с Воскресенской и Никонов­ской в рассказе 1146 г. показало большую бли­зость Ипатьевской и Воскресенской, чем Вос­кресенской и Никоновской и значительную удаленность Никоновской от первоначального текста за счет проведенной редакции текста.
Летописи под 1146 г. рассказывают о фео­дальной войне между Ольговичами, владельца­ми Черниговского княжества и Мономаховичами за великокняжеский Киевский престол, ко­торая развернулась на территории современных Брянской, Калужской, Орловской, Тульской, Московской областей. Внук Мономаха Изяслав Мстиславич нанес сокрушительное поражение Ольговичам, захватил в плен великого князя Игоря Ольговича и начал вместе с союзниками преследование Святослава Ольговича, который отступил на север Черниговского княжества, надеясь на помощь Юрия Долгорукого.
Нам представляется, что в источнике Нико­новской и Воскресенской летописей было до­пущено важное отступление от первоначально­го текста рассказа за 1146 г. Оно касается изве­стия о начале болезни княжича Ивана Юрьеви­ча, сына Юрия Долгорукого, которое и могло натолкнуть редактора Никоновской летописи на вставку о расширении пути отступления Святослава Ольговича. Если в Ипатьевской ле­тописи текст рассказа ясен и последователен, что указывает на его близость к протографу (первоначальному тексту рассказа), то в Вос­кресенской он усложнен дополнениями о про­исхождении Ивана Юрьевича, хотя в остальном он близок к Ипатьевской. Мы предполагаем, что источник Воскресенской и Никоновской лето­писей пытался сократить текст, но воздержал­ся от этого из-за важности сообщения для все­го рассказа. Однако перемещение сообщения о начале болезни привело к явному искажению смысла повествования. Ипатьевская летопись: "... а Святославъ съ Козельска иде до Дедославля, же иде Святославъ къ Осетру"; Воскресенс­кая: "а Святославъ изъ Козелска иде Дедославлю; ту же и разболеся князь Иван Юрьевичь внук Володимерь. Святославъ же оттуду поиде ко Осетру"; Никоновская: "...а князь велики Святославъ Олговичь иде къ Козелску и изъ Козелска иде къ Дедославлю и тамо разболеся у него князь Иванко, сын княжь Юрьевь Владимерича Маномашь. Князь же Святославъ Олговичь иде в Рязань".
Как видим, редактор Никоновской летопи­си сразу же делает вставку "князь велики", до­пуская ошибку, так как Святослав Ольгович ни­когда великим князем не был. Такую вставку иначе как преднамеренной назвать трудно. К тому же в Никоновской летописи текст немно­го осовременен, вместо "ту же и" написано "и тамо". Дано расширенное объяснение, кто же такой княжич Иван в соответствии с принятым в XVI в. именованием князей, которые не зани­мали значительного положения в обществе, и добавлено прозвище деда. Это расширение так­же относится к разряду преднамеренных. Ни одно из них не требовало привлечения каких либо дополнительных источников.
Предположение, что именно в Ипатьевской летописи допущена неточность и в ней сделан пропуск о начале болезни княжича Ивана Юрьевича, опровергается как содержанием рассказа в Ипатьевской и Воскресенской летописях так и отсутствием имени военачальника, приведшего подкрепление к Святославу Ольговичу в Колтеск. Все остальные военачальники всегда перечисляются по именам. Это и сам Иван Юрьевич, Иван Ростиславич Берладник, половцы Тюнрак Осулокович, брат его Камоса. Именно в таком составе заседал военный совет в Новгород-Северском, на котором было принято решение отступить "в лесную землю и оттуда тися близ слати к отцю своему Гюргеви" (17). Военачальник, приведший же подкрепления в Колтеск к Святославу, не назван. Напрашивается предположение, что им-то и был Иван Юрьевич. Ехать в Суздаль, представлять там послов Святослава, рассказывать о трудностях, переживаемых его отрядом, и просить у Юрия Долгорукого подкреплений как раз и должен был Иван Юрьевич. Его свидетельства о положении дел должны были быть для отца наиболее весомы. Он же и привел подкрепление в тысячу белозерцев. Прекрасно сознавая всю трагичность положения Святослава Ольговича, он не мог не торопиться, что скорее всего и привело к сильной простуде в зимнее время и быстрой смерти. Тяжелая болезнь, а затем смерть командира союзного отряда не могла не остановить Святослава. Для белозерцев он был чужим князем и не мог командовать ими. Поэтому-то он и вынужден был стоять на месте, пока не появились братья Ивана и не подтвердили приказа Юрия Долгорукого белозерцам воевать Iна стороне Святослава. Во всяком случае наше объяснение отводит тезис П.Е. Русакова, что неясно, в каком состоянии был Иванко Юрьевич и насколько его болезнь могла сковывать действия Святослава. Вряд ли этот аргумент может доказывать несостоятельность Никоновской летописи" (18). Как раз наоборот. Эпизод с болезнью княжича со всей наглядностью показывает переделку текста рассказа в Никоновскои летописи. Раз Святослав с больным княжичем продолжает свой поход, то почему ему не направиться по Рязанским местам? А вот это уже вступает в явную противоречивость со всей обстановкой того времени.
Тяжесть положения Святослава Ольговича усугубляется тем, что он все время должен был отступать по своим черниговским владениям, что лишало его войско какой бы то ни было во­енной добычи. В связи с этим и покинул его во­еначальник наемного отряда Иван Ростиславич Берладник. Никоновская летопись не только совершает явную ошибку, неправильно называя его сыном Ростислава Мстиславича Смоленс­кого, брата Изяслава Мстиславича Киевского, врага Святослава, но и показывает искаженное место и время его отхода от Святослава, опус­кая обстоятельства, при которых он покинул службу. Никоновская: "и поиде вверх по Оке, и пребыв во граде Осетре, и тамо отступи от него князь Иванко Берладник, сын Ростиславль, внук Мстиславль, правнук Владимера Манамаха, праправнук Всеволожь, препраправнук Ярославль, пращур великого Владимера, и иде ко отцу своему Ростиславу въ Смоленескъ". Тексты же Воскресенской и Ипатьевской лето­писей в этом месте практически текстологичес­ки одинаковы. Цитируем по Воскресенской: "Святославъ же оттуду поиде ко Осетру; и ту отступи от него Иванко Берладникъ къ Ростис­лаву Смоленьскому князю, взем у Святослава 200 гривенъ сребра, а 12 гривекъ злата". Чтобы произвести такую переработку текста, редакто­ру не требовалось привлекать каких-либо до­полнительных источников. Совпадение отчеств сыграло с редактором злую шутку. Такую ошиб­ку можно было допустить только в случае, ког­да уже не было времени на элементарную про­верку вписываемых сведений. Столь тщатель­ным перечислением предков Ивана Берладника редактор стремился подчеркнуть предатель­ство, совершенное Иваном Берладником, не учитывая, что его отряд был чисто наемным. В действительности Иван Берладник являлся сыном Ростислава Володарича Галицкого и вла­дел удельным городом этого княжества Звени­городом. В1144 г. он попытался захватить у бра­та Василька Галич, но потерпел поражение и вы­нужден был бежать в г. Берлад, являвшийся в то время чем-то напоминающим Запорожскую Сечь или Дон последующего времени. С на­бранным там отрядом он в 1145 г. поступил на службу к Киевскому князю Всеволоду Ольговичу, старшему брату Святослава, а после его смерти и свержения с Киевского престола Игоря Ольговича прибыл на службу к Святославу. Привести особенно крупный отряд он, конечно не мог. Указанная сумма расплаты скорее указывает, что в его отраде было 200 человек. Примерно столько же привели к Святос­лаву и половцы, отряд которых состоял из 300 человек. Весь же полк Святослава максималь­но мог насчитывать 3-4 тысячи. Отражая обход­ное движение Изяслава Давыдовича, Святослав атаковал его с тремя тысячами человек. Безус­ловно, для охраны своей семьи и обоза он обя­зан был выделить какие-то силы. После благо­получного путешествия по рязанским городам, когда перед отрядом Святослава открывались ворота всех городов, к которым ему только хо­телось бы подойти, бунт наемников едва ли был возможен. С другой же стороны, если следовать Ипатьевской летописи, то возмущение наемни­ков становится понятно. Несколько месяцев не получая платы, без продовольствия и фуража, зимой на замерзшей реке Осетр, скорее всего в практически летней одежде, так как наемники прибыли к Святославу еще летом, не получив какой бы то ни было добычи, преследуемые пре­восходящими силами противника, наемники не могли не взбунтоваться. Летописец как раз и подчеркивает благородство Святослава: он, на­ходясь в таком отчаянном положении, все-таки платит им за их службу.
Никоновская летопись явно преувеличива­ет численность подкреплений, направленных Юрием Долгоруким Святославу. Никоновская летопись: "и прищед ста на усть Поротвы реки в Любинце Омосове и пребывъ ту мысляше ити къ Колотску. И приела къ нему князь Юрьи Вла-димеричь Маномашъ изъ Суждаля въ помощь четыренадесять тысящь бронникъ". Воскресен­ская и Ипатьевская чрезвычайно близки меж­ду собой. Воскресенская: "Пришедшу Святос­лаву въ Колтескъ город, и ту приела ему Юрьи Володимеричь помочь, тысящу бронникъ дру­жины Белозерьекие". Первичность текста Ипа­тьевской и Воскресенской летописей не вызы­вает сомнений. В Никоновской летописи про­веденная редакторская правка значительно ме­няет весь смысл рассказа, что, безусловно, де­лалось умышленно. Нам представляются наи­более вероятными два варианта, объясняющие причину данной правки. Зная из последующе­го текста, что Святослав подойдет к устью Протвы, редактор концентрирует именно в этом месте, а не в Колтеске, все события: получение помощи, смерть Ивана Юрьевича и поход на Голядь по Протве. Заметив, что он слишком да­леко отошел от текста источника, редактор го­ворит, что Святослав предполагает вернуться в Колтеск, возвращение в который не имеет ни какого смысла, ведь Святослав уже оказался на самой границе как своих владений, так и владе­ний Юрия Долгорукого. С Протвы начинались владения великого княжества Смоленского. Во втором варианте редактор сознательно указы­вает устье Протвы, как самый северо-западный пункт, на который претендовали рязанцы. Стремление как можно быстрее обозначить его заставляет редактора пропустить Тешилов, ми­новать который, идя вверх по Оке, Святослав не мог. Этот город под пером редактора появ­ляется только на следующий год. Следует так­же отметить, что войска проходили в то время по одному и тому же маршруту только в исклю­чительных случаях, так как уже в период пер­вого прохождения практически полностью уничтожались все запасы продовольствия и фу­ража. Преследователи Святослава терпели не меньшую, по крайней мере, нужду, чем он и его отряд. Редактору Никоновской летописи пока­залась явно недостаточной присылка Юрием Долгоруким помощи в тысячу человек. Он со­вершенно произвольно увеличивает числен­ность присланной рати, не учитывая общего ко­личества войск, действовавших в XII в. Много­тысячные рати стали собраться только после со­здания единого русского государства. В дей­ствительности к устью Протвы Святослав по­дошел, располагая подкреплениями Юрия Дол­горукого, когда угроза неминуемого разгрома миновала. Без подкреплений появляться на гра­ницах врагов было безумством. В XII в. горо­док у устья Протвы назывался Лобыньск. Его существование признают А,Н. Насонов и Т.Н. Никольская (19). Также хорошо известен и Колтеск ( 20).
Никоновская летопись называет отличную от Ипатьевской и Воскресенской летописей дату смерти Ивана Юрьевича, Никоновская: "Того же лета преставися князь Иванко Юрье­вичь, внук Володимера Маномаха, у князя Свя­тослава Олговича на усть Поротвы реки въ Любинце Амосове, месяца марта в 29 день; ти вземше тело его братиа его, князь Борис Юрье­вичь и князь Глеб Юрьевичь, и идоша ко отцу своему, великому князю Юрью Владемеричю Маномашу; в Суждаль". Текст же Ипатьевской и Воскресенской летописей, за исключением перестановки нескольких слов и небольших различий в написании, чрезвычайно близок. Ипатьевская: "Въ то же веремя преставися Иванко Гюргевичъ месяца февраля в 24, в по-неделникъ на ночь щсленое неделе; а заутрии
день приехаста над онь брата два, Борись и Глебъ и створиста плачь великъ; и тако сьпря-тавше тело его, идоша с нимъ Суждалю, къ отцю, с жалостью".
Безусловно, можно допустить, что Никонов­ская летопись использовала в этом случае ка­кой-то неизвестный нам источник. Однако, ут­верждение Никоновской летописи о смерти Ивана Юрьевича в Любинце Омосове в марте вступает в явное противоречие с показаниями Ипатьевской и Воскресенской летописей, что после начала болезни княжича "Святослав же не еха от него, ни дружины пусти". К тому же дата Никоновской летописи противоречит мар­товскому стилю, какого придерживалась в дан­ном расказе Ипатьевская, а вслед за ней Воскре­сенская и Никоновская летописи. Поэтому сло­ва Никоновской летописи "того же лета преста­вися" оказываются неверными. Летопись дол­жна была отнести смерть княжича к 6655 году от сотворения мира, а не к 6654 году. Скорее всего, исправление в дате смерти Ивана Юрье­вича потребовал от редактора сам рассказ, до­полненный его вставками о длительном путе­шествии с уже больным княжичем через Тулу, Пронск, Рязань и вверх по Оке.
Ипатьевская летопись позволяет восстано­вить действительную хронологию событий. 13 августа произошла несчастная для Игоря Ольговича битва, в которой он попал в плен к Изяславу Мстиславичу. Святослав прибыл в Черни­гов и начал собирать силы для противостояния. Изяслав Мстиславич и его союзники двинулись к Чернигову, взяли город, разделили имущество Игоря и Святослава, преследовали Святослава до Новгород-Северского, взяли и этот город, разделили имущество Святослава и преследо­вали его до Карачева.16 января произошло сча­стливое для Святослава сражение с Изяславом Давидовичем у Кареча. Затем дальнейшее его отступление к Козельску, Дедославлю, Осетру и Колтеску, посылка в Суздаль за помощьр, прибытие ее, болезнь и смерть Ивана Юрьеви­ча 24 февраля. Следовательно, от сражения под Карачевым до смерти Ивана Юрьевича прошло 39 дней. Перемещение с большим обозом в зим­них условиях весьма затруднительно. Оно ста­новится невероятным, если добавить тот путь, который предложил участникам событий ре­дактор Никоновской летописи: Карачев - Ко­зельск - Дедославль - Мценск - Тула - Дубок-на-Дону - Елец - Промск - Рязань - город Осетр - Любинец Омосов. Не проще ли было отправить больного Ивана Юрьевича домой в Суздаль, чем возить его с собой по всем этим городам. Во всяком случае, на добавленный путь редактор Никоновской летописи дал 33 дня и на этот срок увеличил продолжительность жизни княжича.
Теперь рассмотрим перемещения Святосла­ва по городам. Пытаясь опровергнуть А. Н. На­сонова, П.Е. Русаков пишет: "Следовательно, принадлежность территорий и городов, лежа­щих в бассейне реки Оки, от устья Протвы до устья Осетра, на момент середины XII века не­известна. Утверждать однозначно, что города от Козельска и выше по Оке принадлежали в XII веке Чернигову, - нельзя. Сообщения Никонов­ской летописи не вступают в прямое противо­речие с другими источниками, поэтому нет ни­каких весомых доказательств умышленного ис­кажения первоначального текста" (21). Безус­ловно, земля вятичей в XII в. продолжала оста­ваться плохо освоенной территорией. Однако в ней Черниговские князья держали своих по­садников. В1147 г., когда Святослав начал свое > контрнаступление, Ипатьевская летопись отмечает: "Въ то же веремя выбегоша посадничи Володимери и Изяславли из Вятичъ, из Бряньска, и из Мьченьска и из Блове" (22). Т.Н. Ни­кольская город Блов показывает на своей кар­те на севере Калужской области, то есть "выше во Оке" от Козельска. Не говоря уже о том, что едва ли летописец стал перечислять все города, в которых находились посадники противников Святослава. Он назвал только главнейшие. Кро­ме того, маловероятно, что Святослав, придя в землю Вятичей, вступил на чужую территорию. Даже подвергаясь смертельной опасности, дойдя до крайнего северо-восточного пункта сво­их владений Колтеска, он не переходит Оки, от­далявшей его владения от владений Юрия Дол­горукого. Поэтому тезисы П.Е. Русакова оста­ется недоказанными. Вот перечень городов, со­общаемый Никоновской летописью: "они же вси поидоша на князя Святослава Олговича, он же побеже и от того своего града Корачева въ Вятичи... А князь велики Святославъ Олговичь иде къ Козелску, и изъ Козелска иде къ Дедославлю... Князь же Святославъ Олговичь иде в Рязань, и бывъ во Мченске, и въ Туле, и въ Дубке на Дону, и въ Елце и въ Пронске, и приде въ Рязань на Оку, и поиде вверхъ по Оке, и пребывъ во граде Осетре... а Святославъ иде вверхъ по Оке реце, и пришедъ ста на усть Поротвы I реки въ Любинце Омосове, и пребывъ ту мысляше ити къ Колотску". Перечисление городов в Ипатьевской и Воскресенской летописях практически одинаково с небольшими разно­чтениями, частично о которых говорилось выше. Ипатьевская: "и приде им весть изъ Ко­рачева, оже Святославъ отъ приятелий, оже Изяславъ Мьстиславичь идет на нь Кърачеву и съ братьею; и воеваша у Корачева много, и бежа за лесъ у Вятиче... а Всеволодичь Святославъ въ Корачевъ, и посла Козельску ко Святославу стрьеви своему... а Святославъ съ Козельска иде до Дедославля, же иде Святославъ къ Осетру... Пришедшю же Святославу въ Колтескъ горо-докъ... А Святославъ възвратися, поиде уверхъ Оки и пришедъ ста на усть Поротве в городе Лобыньске".
Возникает вопрос о возможности привлече­ния Никоновской летописью каких-либо неиз­вестных нам источников. В рассказе под 1146 г. в Ипатьевской и Воскресенской летописях го­рода упоминаются в связи с какими-либо собы­тиями, непосредственно связанными с войной Святослава Ольговича с Изяславом Мстиславичем. Только Никоновская дает простое их пе­речисление. Ипатьевская и Воскресенская опи­сывают передвижение Святослава по своему княжеству. Редактор же Никоновской заставля­ет его совершить поход в Рязань, которая в это время была независимым княжеством. Муромо-Рязанская земля выделяется из Черниговского княжества уже в конце XI в., а после смерти Ярослава Святославича в 1129 г. из нее обособ­ляется Рязанское княжество, окончательное оформление которого произошло в 1145 г. (23). Поэтому вторжение на территорию Рязанско­го княжества было для Святослава невозмож­но. Тем более, что стол в княжестве в это время занимал союзник Изяслава Мстиславича Рос­тислав Ярославич, который в самом начале бо­евых действий совершил поиск на земли Владимиро-Суздальского княжества и вынудил Юрия Долгорукого вернуться из похода для защиты своих владений (24). По Никоновс­кой летописи Святослав свободно входит в ря­занские города, которые ему не оказывают ни­какого сопротивления, в том числе и в столицу Рязанского княжества. Для этого редактор Ни­коновской летописи опускает текст о поиске Ростислава Ярославича на Владимиро-Суздальское княжество и опускает текст о посыл­ке Юрием Долгоруким на Рязань против Рос­тислава Ярославича двух сыновей - Ростисла­ва и Андрея (будущего Боголюбского): "Въ тоже веремя поидоста Гюргевича Ростиславъ и Андрей к Рязаню на Ростислава, на Ярослави­ча; Ростиславъ же выбеже из Рязани въ Полов­це къ Ельтукови" (25), Близкий к этому текст мы находим и в Воскресенской летописи. Кроме как сознательным искажением текста и исторической действительности это назвать трудно.
П.Е. Русаков объясняет поход Святослава в Рязанское княжество следующим образом:" Не­правдоподобным кажется пребывание Святос­лава в стольких городах и в самой Рязани /ря­занский князь занимал враждебную Святосла­ву позицию/. Однако, если речь идет о получе­нии военной помощи и увеличении численнос­ти войска, то Святослав Ольгович должен был быть заинтересован в поддержке городов и го­родков, чьи ополчения могли значительно уси­лить его войско. К тому же рязанского князя Ростислава в 1146 г. выгоняли из Рязани дети Юрия Долгорукого, и, следовательно, в опреде­ленное время там должны были находиться его союзники. Союзником Святослава, очевидно, был и один из рязанских князей - Владимир Святославич, пришедший к нему в Новгород-Северекий незадолго до вышеописанного воя­жа" (26). Выше нами была показана числен­ность войска Святослава Ольговича. Это озна­чает, что военные действия вели только княжес­кие дружины, а не городские ополчения. В та­ком же положении находились и противники Святослава, которые не смогли привлечь на свою сторону горожан. В период же так назы­ваемого "вояжа" Святослава в рязанских горо­дах должны были располагаться гарнизоны во главе с посадниками Ростислава Ярославича, которые без сопротивления не впустили бы Святослава Ольговича и его союзника Влади­мира Святославича. Ростислав Ярославич бе­жал из Рязани к половцам только тогда, когда Юрий Долгорукий двинул на Рязань войска во главе с двумя своими сыновьями (27). Это про­исходило одновременно с посылкой подкрепле­ний Святославу, который, согласно Ипатьевс­кой летописи, в это время находился в Колтеске. По Никоновской же летописи он должен был находиться в Любинце Омосове на устье Протвы, то есть уже после завершения своего похода в Рязань.
Что же касается Владимира Святославича, племянника Ростислава Ярославича Рязанско­го, то о нем можно сказать, что он в рассказе Ипатьевской летописи за 1146 г. упомянут толь-
ко один раз, когда присоединился к Святосла­ву в Новгород-Северском. Он являлся сыном младшего брата Ростислава Ярославича. После смерти отца он, скорее всего, превратился в изгоя, который не мог претендовать на какие-либо владения. Очевидно, что дядя не выделил ему ничего, что и сделало Владимира против­ником не только дяди, но и всех, воевавших на его стороне. Понимая, что только с оружием в руках он может приобрести хоть что-то, Влади­мир сразу же устремляется в лагерь врагов дяди. Однако, не располагая какими-то владениями, он не мог привести с собой сколько-нибудь зна­чительного отряда. Скорее всего, он прибыл к Святославу всего лишь с несколькими слугами. Поэтому летописец и не говорит о его участии в последующих событиях. После поиска Рос­тислава Ярославича на земли Владимиро-Суз-дальского княжества и возвращения Юрия Дол­горукого для защиты своих владений, Влади­мир, скорее всего отправился к нему воевать с дядей. Менее вероятно, что он остался у Свя­тослава и вместе с ним прошел весь путь отступ­ления. Однако и в этом случае он не мог ока­зать какую-либо помощь Святославу в овладе­нии рязанскими городами, так как посадники были обязаны своим положением не ему, а его дяде и должны были защищать города от всех врагов. Для населенна же Святослав являлся прямым неприятелем, который пришел, чтобы поживиться за их счет. Что же касается посад­ников Ростислава, то в случае победы его пле­мянника они должны были лишиться не толь­ко своих мест, но и жизни. При наступлении сыновей Юрия Долгорукого на Рязань Влади­мир Святославич должен был находиться в их лагере и как союзник и сторонник получить если и не саму Рязань при наличии старших братьев, то, во всяком случае, какие-то рязанс­кие города» В 1147 г., когда Святослав Ольго­вич отправился к Юрию Долгорукому в Моск­ву, он захватил с собой и Владимира Святосла­вича, который ехал скорее благодарить за до­ставление, чем просить о нем.
Наиболее принципиальным местом всего рассказа Никоновской летописи под 1146 г. яв­ляется стремление умолчать о борьбе Рязанс­кого княжества с Владимиро-Суздальским кня­жеством, предшественником Москвы. Ипатьев­ская летопись прямо говорит об инспирирован­ном Изяславом Мстиславичем нападении Рос­тислава Ярославича на владения Юрия Долго­рукого: "Услышавшю же Изяславу, яко Гюрги
идет в помочь Святославу, и послася Изяславъ Мьстиславич полем к Ростиславу Ярославичу у Рязань, а сам, послушав же Изяслава Мьстиславича Ростислав, и поча стеречи волости его. Дюрдеви же бысть весть, оже Ростислав воюет волость его и пусти Дюрги сына своего Иванка к Святославу, а сам узвратися из Козельска" (28). В Воскресенской летописи сообщение о поиске Ростислава Ярославича отсутствует. Это можно объяснить тем, что оно отсутство­вало в общем источнике Никоновской и Вос­кресенской летописей. Возможно также объяс­нение, что в общем источнике имелись оба со­общения, но первое, как явно противоречащее общей концепции редактора, сразу же было ис­ключено, а второе, как более нейтральное, со­хранилось в черновых вариантах Никоновской летописи и было изъято только на последнем этапе работы с летописью. Как раз в это месте редактор Никоновской летописи и вставил текст о походе Святослава Ольговича по "ря­занским местам" с простым перечислением го­родов, так как сказать что-либо о связанных с ними событиях он не мог.
Никоновская летопись говорит о городе Осетре, который посетил Святослав Ольгович, возвращаясь из путешествия по рязанским ме­стам. Существование такого города неизвестно. И.Е. Русаков замечает, что течение реки Осетр еще слабо изучено в археологическом отношении и поэтому не исключено нахождение этого в будущем. Однако, указание Никонов-г летописи о месте расположения этого города весьма точно. Он должен был находиться в устье реки Осетр, потому что Святослав дол­жен был двигаться по течению Оки вверх. Такое расположение города противоречит сообщению той же Никоновской летописи о строительстве Ростиславом Ярославичем в 1153 г. в этом месте другого города - Ростиславля (29).
Дедославль со времени Н. М. Карамзина отождествляется с Дедиловым (30). Однако ленное обследование городища этого го­да археологическим отрядом музея "Куликово поле" во главе с А.М. Воронцовым показало 1ьное количество находок XIII в. Де-> же по упоминаниям о нем в Ипатьевской летописи должен был быть значительным Нами еще в 1994 г. было выдвинуто мнение, что Дедославль должен располагаться где-то на прямой линии между Козельком и Колтеском у устья реки Лопасни. Поэтому мы принимаем возражение П.Е. Русакова (31). Подходящим местом для расположения Дедославля можно предложить городище, на­ходящееся у села Кетри, в котором разведки по­казали наличие слоя XII - XIII вв.
От этого места прямой путь к верховьям реки Осетра лежит через Торхово, то есть через наи­более вероятное место расположения старой Тулы. Однако, ни Ипатьевская, ни Воскресенс­кая летописи не упоминают этого города, хотя миновать его, идя по данному направлению, Святослав не мог. Следовательно, его и не было в описываемый период, что и подтверждается новейшими исследованиями Торховского горо­дища.
Рассказ Никоновской летописи под 1146 г, является тщательно отредактированным пере­ложением летописного рассказа, восходящего к Ипатьевской редакции. Все прокомментиро­ванные нами фрагменты этого рассказа, состав­ляющие большую часть его объема и важней­шую содержательную часть, показывают их ло­гическое, а не фактологическое происхождение. Во всех случаях отступления от текста, отразив­шегося в других летописях, редактор Никонов­ской летописи мог обойтись без привлечения каких-либо дополнительных источников. Вне­сенная редактором правка находится в проти­воречии с исторической действительностью эпохи XII в. Попытка П.Е. Русакова пересмот­реть традиционную точку зрения на вставку Никоновской летописи о городах под 1146 г. представляется нам неудачной.
Сделанный нами вывод о недостоверности фактов, внесенных редактором Никоновской летописи, чрезвычайно близок с выводом, сде­ланным Г. М. Прохоровым по поводу перера­ботки Никоновской летописью "Повести о Митяе": "При создании в XVI в. Никоновской ле­тописи возникла третья редакция Повести. По объему она почти в два раза превосходит пер­вую. Опирается она на обе первые редакции, а также на Житие Сергия Радонежского, но яв­ляется уже типичным произведением литера­туры XVI в. Домысленные детали начинают здесь заслонять и искажать суть дела" (32). Именно такой, т.е. уводящей в сторону от об­щей канвы рассказа и искажающей его смысл, и является вставка Никоновской летописи о Туле и других городах. Как бы ни был оконча­тельно решен вопрос о Туле археологами, но текстологический анализ рассказа Никоновс­кой летописи под 1146 г. не позволяет признать упоминание Тулы в этом рассказе за первое достоверное упоминание города в исторических источниках.
В чьих же интересах делалась эта правка и вносились вставки? Предположение А.Н. Насонова о том, что она вносилась в интересах рязанских князей, слабо аргументирована, что и показал П.Е. Русаков (33). В рассказе 1146 г. рязанский князь упомянут только один раз
вскользь. Кроме того в 20-е годы XVI в., когда создавалась Никоновская летопись, независимых рязанских князей уже не было. Поэтому нам представляется, что скорее всего данные вставки и редакционные правки преследовали своей целью обосновать историческими примерами претензии Рязанской епископской кафедры на обладание городами и землями Тульского края. На обладание ими претендовали епископы Коломенский, а также Сарский и Подонский.

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Сахаров И.П. Памятники Тульской губернии. Спб., 1831; Афремов И.Ф. Историческое обозрение Тульской гу­бернии. М., 1850; Андреев Н.Ф. Взгляд на "Памятники". // Тульские губернские ведомости, 1853, №10.
2. Боть В.И. Первое летописное упоминание Тулы: проблемы и версии. // Тула историческая: прошлое и настоя­щее. Тула, 1997. С. 26-29.
3. Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. Спб., 1908; Его же. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М. - Л., 1938; Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940; Спб, 1996; Насонов АН. "Русская земля" и образование территории Древнерусского государства. М., 1951; Клосс Б.М, Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII вв. М., 1980.
4. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956.
5. Сахаров И.П. Памятники Тульской губернии. Спб., 1851. С. 9; Афремов И.Ф. Историческое обозрение Тульской губернии. М., 1850, С. 122; Ашурков В. Н. Город мастеров. Тула, 1958. С. 4-5.
6. Боть В.И. Первое летописное упоминание Тулы: проблемы и версии. // Тула историческая: прошлое и настоя­щее. Тула, 1997. С. 28.
7. Андреев Н.Ф. Взгляд на "Памятники". // Тульские губернские ведомости, 1853. С. 52.
8. Наумов А.Н. О двух подходах к вопросу месторасположения древней Тулы в тульской историографии XIX в. //" Тула историческая: прошлое и настоящее. Тула, 1997. С. 16-20.
9 Гриценко В.П. К вопросу о месторасположении летописной Тулы. // Тула историческая: прошлое и настоящее. Тула, 1997. С. 12-15. По новейшим раскопкам в Торхово установлены два поселения сельского типа с культурным слоем конца XII - начала XIII вв. Отсутствие же в центральной (древнейшей) части ныне существующей Тулы куль­турного слоя XII-XV вв. не позволяет отнести город к древнерусским городам.
10. Насонов А.Н. "Русская земля" и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 209-210.
11. Там же. С. 20.
12. Егоров В.Л. О времени возникновения Тулы. // Тула историческая: прошлое и настоящее. Тула, 1997. С. 30-31.
13. Русаков П.Е. К вопросу о принадлежности городов на средней Оке к территориально-политическим образова­ниям середины XII в. // Труды Музея истории города Москвы. - Вып. 10. Археологические памятники Москвы и Подмосковья. Ч.Ш . М., 2000.
14. Фомин Н.К. К вопросу о так называемом первом упоминании Тулы в Никоновской летописи под 1146 го­дом. // Дмитрий Донской и эпоха возрождения Руси. События, памятники, традиции. Тула, "Тульский полиграфист", 2001. С. 172-185; См. также нашу статью "Угрожает ли Туле 850-летний юбилей". // Тульские известия, 1994,23 июня*
15. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII вв. М., 1980. С. 101.
16. Там же. С. 187-188,
17. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 2. С. 27.
18. Русаков П.Е. Указ. соч. С. 38.
19. ПСРЛ. Т. 2. С, 29; Насонов АН. Указ. соч. С. 224; Никольская ТШ. "Земля Вятичей". М., Наука, 1981. С. 133
20. Никольская Т.Н. Указ. соч. С. 131-133.
21. Русаков П.Е. Указ. соч. С. 39.
22. ПСРЛ. Т. 2. С. 30.
23. Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961.
24. ПСРЛ. Т. 2. С. 26.
25. Там же. С. 29.
26. Русаков П.Е. Указ. соч. С. 37-38.
27. ПСРЛ. Т. 7. С. 38.
28. Там же. Т. 2. С. 26.
29. Там же. Т. 9. С. 197.
30. Карамзин Ц.М. История государства Российского. Кн. 1, Т. И. М., Книга, 1988. Прим. 229, столб. 124.
31. Русаков П.E. Указ. соч. С. 37,
32. Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. М., Наука, 1978. С, 5-33: Русаков П.Е. Указ. соч. С. 38.

Библиографическая ссылка:

Фомин Н. Тула и Никоновская летопись / Николай Фомин //Тульский краеведческий альманах.-2003.- С.12-20.