Ладыженские

Ольга ЕРОПКИНА

Век ХIХ характеризуется историками по-разному: как героический - в связи с Наполеоновской и Крымской войной, как реформаторский - в связи с отменой крепостного права и становлением местного самоуправления, как индустриальный - в связи с развитием промышленности и науки. Этот ряд можно продолжить другими, порой противоречивыми категориями.

Но и у профессиональных исследователей, и тех, кто знаком с российской историей только по школьным учебникам, обязательно будет присутствовать характеристика ХIХ века, как периода расцвета книжной культуры. Именно на протяжении ХIХ века книга стала не просто обязательным предметом в каждой семье, которая стремилась к просвещению или действительно отличалась своей образованностью. В это время складывались и бережно передавались из поколения в поколения домашние книжные собрания не только в дворянской, но и в купеческой, и мещанской среде.

Именно поэтому многие современные библиотеки располагают значительными коллекциями изданий ХIХ века, большинство которых поступили из национализированных частных книжных собраний. Книги, которые тщательно изучали когда-то их владельцы в своих домашних библиотеках, сегодня становятся объектом для изучения библиотечными работниками. И в процессе изучения возвращают нас к именам людей, впервые листавших страницы этих изданий. В фонде Тульской областной универсальной научной библиотеки имеется большое количество отдельных книг и целых коллекций, составлявших когда-то частные книжные собрания. Принадлежность их тому или иному лицу в первую очередь позволяют определить книжные знаки. Среди уже выявленных немало таких, которые связаны с именами знаменитыми и выдающимися в истории России: канцлера, графа АП. Бестужева-Рюмина, графа д.П. Бутурлина, фрейлины при дворе Екатерины II Глафиры Алымовой и др. Однако для нас не менее важны и интересны книжные знаки туляков-библиофилов, которые дают представление о культурной жизни, литературных предпочтениях и образовательном уровне наших земляков - собирателей библиотек.

Один из таких знаков - гербовый экслибрис-штемпель рода Ладыженских (Лодыженских) - встретился нам на книге «Zend-Avesta: Zoro-asters lebendiges Wort, worm die Lehren und Meinungen.../Riga: beiJ. F. Hartknoch, 1777. - [4], 386 с.». Именно с него и началось наше знакомство с выдающимся писателем и неординарным человеком Митрофаном Васильевичем Ладыженским, которое совершенно неожиданно привело нас к малоизвестным документальным источникам, позволившим уточнить многие подробности из жизни нашего земляка. Имя М. В. Ладыженского нельзя назвать «забытым: действительный статский советник, писатель-мистик, драматург, религиозный философ - он автор многочисленных сочинений, которые были особенно популярны в начале ХХ века, но спустя столетие также активно издаются и охотно раскупаются.

Однако о самом писателе мало что известно. А в той информации, которая доступна почитателям таланта Митрофана Ладыженского, часто встречаются неточности и даже ошибки. Скорее всего, современные издатели трудов Ладыженского даже не подозревают о том, что в Государственном архиве Тульской области сохранились личные документы, письма, дневники, которые достоверно и полно воссоздают портрет Ладыженского, его внутренний мир, отношения с близкими и друзьями, его творческий и человеческий путь. К этим документам нас привел небольшой книжный знак - гербовый штемпель Ладыженского. Из-за плохого качества оттиска больше года понадобилось, чтобы установить, кому же принадлежал герб, изображенный на знаке. Да и после идентификации мы не полностью уверены в том, что владелец штемпеля - именно М.В. Ладыженский. Но соприкоснувшись однажды с личностью писателя, уже невозможно было ограничиться лишь изучением его библиотеки и экслибриса. Так маленький книжный знак стал поводом для исследования, основанного исключительно на архивных документах, сохранившихся в фондах Государственного архива Тульской области, и посвященного уже не книжному знаку, а его владельцу - тульскому дворянину Митрофану Васильевичу Ладыженскому.

М. В. Ладыженский родился в 1852 году в семье тульского дворянина Василия Васильевича Ладыженского (1816-?) и его жены Ольги Алексеевны, урожденной Чулковой (11 июля 1818-1895). Кроме Митрофана, в семье было четыре дочери: Екатерина, Ольга (ок. 1842 г.), Варвара (1854 - ок.1936) и Авдотья. К сожалению, о родителях и детстве Ладыженского каких-то сведений почерпнуть из документов не удалось. достоверно можно утверждать только то, что отец и мать нежно и трепетно любили своих детей, заботились о них, стараясь обеспечить их будущее, несмотря на тяжелое финансовое положение семьи. Именно по причине постоянного безденежья Ладыженские вынуждены были жить в деревне, в имении Образцово Чернского уезда Тульской губернии. Жизнь в деревне была скучной и унылой. В годы студенчества Митрофана в Санкт-Петербурге сестры часто жаловались в письмах к нему на отсутствие развлечений, на то, что дни их текут однообразно: «Время летит, удовольствия потеряют для нас свою прелесть, и мы сделаемся рассудительными и степенными... МЫ теперь, как ты говоришь, переходим Рубикон нашей жизни».¹

Невзирая на материальные трудности, Ладыженские смогли дать хорошее образование своему сыну. Митрофан закончил в 1873 году Санкт-Петербургский земледельческий институт. И даже по окончании курса, когда Митрофан Васильевич поступил на службу в Корпус лесничих на должность младшего таксатора, отец продолжал высылать ему деньги на обмундирование и питание, чтобы сын мог выглядеть и служить достойно. Хотя все чаще Василий Ладыженский вынужден был отказывать сыну в помощи. «Мы находимся в совершенном безденежье... не только не в силах выслать тебе 200 руб., но и 2-х руб.».²

Если имя Митрофана Ладыженского знакомо современному читателю, то писательницу Варвару Ладыженскую (в замужестве Сомова), сестру Митрофана Васильевича, сегодня помнят лишь в узких кругах историков русской литературы. Только немногие специалисты могут назвать сочинение Варвары Васильевны «По разным дорогам» (авторское название - «Неладовы»), опубликованное в 80-х годах ХIХ столетия. Особое значение имеют для нас воспоминания Варвары Ладыженской о встречах с И.С. Тургеневым, Варвара Васильевна познакомилась с Тургеневым летом 1880 года, неоднократно бывала в его имении в Спасском, переписывалась с ним (известно не менее 40 писем). Тургенев давал высокую оценку таланту начинающей писательницы и содействовал изданию ее рассказов.

Справедливости ради надо заметить, что Тургенев имел обыкновение «открывать» молодые таланты. Высоко оценивая литературные труды того или иного дебютанта, составлял ему протекцию в каком-нибудь солидном журнале. Однако, чаще всего, желание Ивана Сергеевича поддержать молодых писателей превосходило их литературные способности. Дело ограничивалось одной-двумя публикациями, после которых о молодых авторах забывали. Скорее всего, именно так обстояло дело и в отношении Варвары Ладыженской. Она не оправдала надежд Тургенева и не смогла занять сколько-нибудь заметного места среди писателей своего времени. Однако в 1880 г. Тургенев писал о Ладыженской Толстому: «Она тоже занимается литературой - и по-моему (не улыбайтесь!) у нее замечательный талант... Здоровья железного, кровь с молоком, сама управляет имением, весела, проста и умна - даже очень умна, хотя мало читала. Может быть, именно оттого она и умна. Да и видывала всякие виды. У ней отец, мать и две сестры в монастыре... Бой-девка, славная».³

Но все это было позднее. А в годы учебы Митрофана Васильевича Варвара часто навещала брата в Санкт-Петербурге, помогала вести холостяцкое хозяйство. Она с нетерпением и волнением ждала каждой поездки в столицу, радовалась каждой возможности вырваться из деревни хоть на время. Отец же не одобрял ее визиты: каждая такая поездка стоила немалых денег, да и жить вдвоем в Санкт-Петербурге было гораздо дороже. Поэтому большую часть времени Варвара Васильевна посвящала работе в имении и заботе о престарелых родителях. «Нам, дорогой наш Митрофан, - пишет Варвара брату, - не до балов, мы отплясываем на гумне, тут веселимся во всю мочь, уборка у нас идет гораздо оживленней...»⁴ Склонность к эпистолярному жанру появилась у Варвары Васильевны лишь к тридцати годам. До тех пор она и писем-то писать не любила, в чем часто извинялась перед братом, который с нетерпением ждал каждой весточки из дома. Варвара Васильевна прожила долгую и трудную жизнь, последние годы она провела в Орле, где и скончалась в середине 30-х годов.

Особые отношения связывали Митрофана с другой сестрой - Ольгой. достаточно только сказать, что не было ни одного письма, написанного отцом Митрофану в Санкт-Петербург, которое не содержало бы хоть короткой приписки, сделанной рукой Ольги Васильевны. И неизменно каждое ее послание заканчивалось словами: «Люби свою сестру Ольгу Ладыженскую». Решив в 1871 году выйти замуж за белевского купца Ивана Ивановича Субботина, Ольга пишет брату, что свадьба без него ни за что не состоится. для нее очень важно было, чтобы Митрофан не только успел к венчанию, но и одобрил их брак, подружился с Субботиным. Своего жениха! Ольга характеризует как образованного и воспитанного человека. Иван Иванович был почетным гражданином города Белева, имел состояние в 200 тысяч, несколько собственных домов, весьма успешно вел торговые дела. В те времена браки между купцами и обедневшими дворянами не были редкостью. Однако в одном из своих писем Ольга спрашивает брата, не смущает ли его то, что она станет купчихой. И сама же отвечает: «да плевать! Было бы чем жить, дворяне-то теперь - голь перекатная».⁵ Но не одни только меркантильные интересы преследовала Ольга, когда давала согласие на брак с Субботиным. История их знакомства весьма романтична. Однажды на масленицу Ольга по приглашению подруги поехала в Орел, чтобы потанцевать и повеселиться. В Орле Ольге понравился молодой человек. По дороге домой они с подругой только и делали, что обсуждали возможность продолжения отношений с новым знакомым. Им пришлось провести несколько часов на вокзале в ожидании поезда. И все это время напротив девушек сидел незнакомец, который буквально не сводил глаз с Оленьки Ладыженской. В вагоне его место оказалось напротив девушки. Так они доехали до Мценска, откуда путь Ольги лежал в Белев, где она намеревалась пробыть несколько дней. Во Мценске Ольгу встречал кучер, от которого ее случайный попутчик узнал, кто эта барышня. Этим попутчиком был Иван Субботин. Уже через несколько дней весь Белев говорил о том, как Оленька Ладыженская хороша, как она понравилась Ивану Ивановичу и что он влюбился в девушку с первого взгляда. Всего пять дней пробыла Ладыженская в Белеве. Но этого хватило, чтобы она успела познакомиться с Субботиным, полюбить его и дать свое согласие на брак. Через год после свадьбы в семье Субботиных родился сын Николай, который, по общему мнению, был похож на деда - Василия Ладыженского. Сам Василий Васильевича признавал, что в Николашке видна «ладыженская порода». У Ольги были и другие дети, но именно первенец и любимец фигурирует практически во всех письмах старшего Ладыженского.

Все члены семьи Ладыженских были людьми глубоко верующими. дочери Василия Васильевича - Екатерина и Авдотья - посвятили себя служению Господу, стали монахинями. В монастыре Екатерина носила имя Евгения.

Послужной список Митрофана Ладыженского весьма пространен и богат записями. Где и кем он только не служил: лесничим Вычегодского лесничества Вологодской губернии, младшим, а затем и старшим столоначальником Лесного департамента, начальником отдела Лесного департамента, земским начальником 4-го участка Чернского уезда и пр.

В 1879 году Ладыженский был утвержден в должности старшего лесного ревизора Тульской и Калужской губерний. Выполняя обязанности ревизора лесных хозяйств, Ладыженский исколесил всю центральную Россию. Причем путешествия его «лишены были приятности». Ему приходилось вести дознания о незаконной вырубке леса, о взяточничестве лесничих, разыскивать ворованный лес и противостоять сопротивлению и «каверзам» местных чиновников. Проделав в течение суток несколько десятков верст по Тульской, Калужской или Рязанской губерниям в любую погоду, он порой не знал, где найдет ночлег. Вот только один маршрут Ладыженского за три дня пребывания в Тамбовской губернии: Верды - Шатск - Кадом - Березовка - Темниково - Богоявленка - Поташево - Новоселки.

Приходилось ночевать и в избах, и в казенных квартирах. Новый 1889 год застал Митрофана Васильевича в крестьянской избе. А однажды Ладыженский вместе с сопровождавшим его помощником Вислоцким и объездчиками заночевал в д. Паники, что в 7 верстах от Кадома. В деревне имелась молельня для прихожан, в которой решили остановиться. Оказалось, что в избе топится только одна из комнат. Но в ней все разместиться не могли, и решено было протопить и вторую. Отсыревшие печи начали чадить. От угарного газа, заполнившего избу, у всех разболелись головы. Пришлось ждать целый день пока уйдет угар. Ладыженский еще и на следующий день жаловался на головную боль.

Его на первый взгляд совершенно мирная профессия была сопряжена с целым рядом опасностей, в том числе и смертельных. Случалось, что уличенные во взяточничестве и воровстве лесничие грозили Ладыженскому расправой. Но запугать Митрофана Васильевича было нелегко. Характеризуя то одного, то другого лесничего, Ладыженский повторяет «плутина порядочная», «хитрец». Взяточничество было развито чрезвычайно. В своем дневнике он восклицает: «Господи, когда же это все кончится, хоть бьг один порядочный лесничий».⁶ Иногда лесничих поддерживали чиновники более высокого ранга, очевидно, имея свою долю от взяток. Неоднократно Митрофан Васильевич жаловался отцу, что находится в такой «опасности борьбы за честность», что опасается доносов и следствия, возможности лишиться места. Но Василий Васильевич всегда учил сына служить преданно Престолу и Отечеству и в любой ситуации оставаться порядочным человеком. «Приезжай к нам хоть подсудным только честным человеком, последнюю с тобой баранку переделим.⁷

В 1881 году Митрофан Васильевич женился на Ольге Александровне Ворониной. Сознавая свое незавидное финансовое положение, Митрофан Васильевич накануне свадьбы высказывает отцу сомнения по поводу возможности этого брака. Ведь и за Ольгой богатого приданого не обещали. Но Василий Ладыженский советует сыну руководствоваться своими чувствами, а не расчетом, не гнаться за приданым, а ценить душу, ум и сердце своей избранницы. Ольга Воронина пришлась Ладыженским по душе, и Василий Васильевич говорил, что обрел еще одну дочь. Брак между Ольгой Александровной и Митрофаном Васильевичем был заключен по любви и продлился более 30 лет. Но семейная жизнь складывалась непросто. Митрофан Васильевич вечно в разъездах, а Ольга Александровна вынуждена либо следовать за мужем, сменяя одну квартиру за другой, либо ждать дома, скучая и волнуясь за его здоровье. Долгие разлуки не остудили теплых и нежных отношений между супругами. Ладыженский в дневниках и письмах называет жену не иначе, как Олюшка, радуется каждому ее приезду.

Ольга Александровна Ладыженская нежно и предано любила своего супруга. детей в их браке не было, и всю свою любовь и ласку Ольга дарила мужу. Она была не только преданной супругой, но и другом, способным в трудную минуту поддержать и утешить. Часто она помогала мужу, переписывая деловые письма и бумаги, была первым читателем и критиком его книг. В 1881 году Митрофана Ладыженского избрали почетным мировым судьей Чернского уезда. Следующие 15 лет он занимал самые разные должности, и на всех местах Митрофан Васильевич служил честно, неоднократно награждался денежными премиями.

В 1896 г. Ладыженского назначили вице-губернатором Семипалатинской губернии. Годы, проведенные в Семипалатинске, были очень нелегкими для Ольги Александровны. Во-первых, она тяжело переносила удаленность от Петербурга, от своих друзей и близких. Во-вторых, с первых же месяцев пребывания в Семипалатинске у нее не сложились отношения с женой губернатора г-жой Карповой. По мнению Ладыженской, это была «истеричная» особа, «в полном смысле слова психопатка - дорвалась до власти и, кажется, рехнулась. Требует к себе страшного почтения - кричит басом, курит папиросы, куда бы не приехала требует пива, одевается как шутиха и при всем том едва умеет читать и писать».⁸ Ольга Александровна, следуя своим религиозным убеждениям, мечтала о благотворительной деятельности. Однако вся благотворительность в Семипалатинске была сосредоточена в руках Карповой, и она к ней никого не допускала. Ладыженская писала своей подруге, что не желая усложнять положение мужа и создавать ему дополнительные проблемы по службе, она вынуждена оставаться в стороне. Общество, окружавшее Ладыженских в Семипалатинске, «маленькое и неинтересное», было занято сплетнями, интригами и развлечениями. «...Приходится постоянно быть среди этих людей и делать вид, что входишь в их интересы»⁹, «мужчины большей частью мрачные и озлобленные неудачники, а дамочки все приниженные, робкие и заискивающие».¹⁰

Чтобы как-то скрасить свое пребывание в этом мрачном обществе, Ольга Александровна устраивает у себя дома литературные вечера, рождественские спектакли с живыми картинками. И хотя сетует, что «все идет туго», но продолжает репетиции, которые доставляют ей огромное удовольствие.

Стремясь хоть чем-то быть полезной обществу, Ольга Александровна размышляет над возможностью организации женских гимназий. В архивных документах сохранился составленный ею проект, в котором изложены основные принципы обучения девочек. «дело образования состоит прежде всего в нормальном и правильном развитии ума девочек, а затем уже следуют цели практические».¹¹ Ольга Ладыженская была убеждена в том, что образование должно быть классическим, преподавание древних языков, математики и истории непременно должно входить в программу женских гимназий.

И все же Ладыженская тяготилась жизнью в Семипaлатинске. Она использует любую возможность, чтобы вырваться из далекой провинции. B тайне от супруга она пишет письмо княгине Анне Александровне Имеретинской, муж которой только что назначен варшавским губернатором. Ольга Александровна, тысячи раз извиняясь за свою дерзость, умоляет княгиню похлопотать перед мужем, чтобы он взял Ладыженского вице-губернатором в одну из губерний Царства Польского. Живейшее участие в судьбе Ладыженских приняла княгиня Мария Клавдиевна Тенишова.¹² Она активно способствовала новому назначению Митрофана Ладыженского. После долгой переписки c чиновниками и знакомыми, Ладыженский получил, наконец, пост вице-губернатора Витебской губернии. Об этом 6 августа 1898 г. Тенишова M.K. сообщила Ладыженскому телеграммой: «Поздравляю. Желаемое цело удалось»¹³, предварив своим известием вышедший 8 августа 1898 г. Высочайший приказ по гражданскому ведомству за № 67 o перемещении Ладыженского витебским вице-губернатором. B 1901 году - новое назначение, теперь уже в Ставрополь. B 1903 г. снова переезд - в Могилевскую губернию.

Более 30 лет верой и правдой служил Ладыженский. Из них почти 10 лет в должности вице-губернатора. Многократно был награжден государственными орденами и медалями: орденом Св. Станислава 3-й, 2-й и 1-й степени, орденом Св. Анны 3-й степени, орденом Св. Владимира 4-й и 3-й степени, серебряной медалью в память царствования Императора Александра III, темнобронзовой медалью для ношения на груди на ленте государственных цветов за участие в первой Всероссийской переписи населения 1897 г., серебряной медалью в память Священного Коронования их Императорских Величеств Государя Николая II и Государыни Императрицы Александры Федоровны. Однако служба не принесла Ладыженскому материального благополучия. Безденежье преследовало его всю жизнь. Выходя в отставку, он вынужден был обратиться в Министерство внутренних дел c прошением o назначении пенсии, т.к. принадлежавшие ему «в Чернском уезде Тульской губернии 320 десятин земли заложены в Дворянском Банке... и доходов не приносят».¹⁴

Выйдя в отставку, Митрофан Васильевич занялся литературным трудом. Как это ни удивительно, но первыми увидевшими свет произведениями Митрофана Ладыженского стали комедия «Из новеньких» и драма «Ложный взгляд», которые были поставлены на сцене Русского драматического театра Корша в Москве. Пьесы имели успех, и никто не ожидал, что дальнейшие произведения писателя будут посвящены гораздо более серьезным и глубоким материям.

B начале ХХ века русское общество было пронизано исканиями новых путей и смыслов. Кружки, журналы, салоны, философские общества, диспуты сторонников различных идей в мистике - все это наполняло жизнь интеллигенции того времени. Появилось множество изданий - от лекций до переводов экзотических текстов по индийской йоге. После событий революции 1905 года многие русские интеллектуалы покончили c приверженностью к «активному революционному деланию» и обратились к многочисленным традициям «внутреннего делания» и мистического опыта.

Именно в это время, в 1911 году, в Петербурге вышла в свет первая часть «Мистической трилогии», ставшей главным трудом всей жизни Ладыженского. Вторая и третья части этой книги появились соответственно в 1912 и 1915 годах. Каждое из этих сочинений являлись самостоятельными произведениями и могли быть прочитаны независимо друг от друга. B последующие годы трилогия несколько раз переиздавалась c комментариями и поправками, сделанными автором.

Взгляды Ладыженского менялись в течение его жизни. Если в первых своих сочинениях Митрофан Васильевич описывает различные типы «сверхсознания», сопоставляет западный путь христианства и восточные учения Будды, Кришны и т.п., то уже в конце жизни Ладыженский приходит к выводу o том, что лишь православие является чистым источником Божественного Откровения. Он честно признается в том, что принципиально изменил свои взгляды, и предостерегает читателей от ловушек и тупиков на возможных путях духовного поиска. Во введении к первому тому трилогии Ладыженский пишет: «Настоящая книга написана не столько для людей, признающих необходимость религии, сколько вообще для всякого читателя, хотя бы и не верующего, но не лишенного ясного сознания своего «я»... иначе сказать — книга написана для читателей, не лишенных ощущения своей души, как вместилища особой духовной субстанции».¹⁵

Книги Ладыженского нашли большой отклик y современников. Y них были и свои сторонники, и свои оппоненты. Но равнодушным не остался ни один читатель трилогии. Митрофан Васильевич получал десятки посланий из разных концов страны: от епископов Забайкальского, Симбирского, Пермского и Соликамского, Вологодского, Архангельского и Холмогорского, архиепископа Харьковского, от директоров гимназий и духовных училищ. B этик письмах говорилось o том, что книги Ладыженского возрождают нравственность, согревают душу, примиряют ум c Небом, озаряют идеалами высшей мудрости. Вот что писал 16 октября 1914 г. епископ Енисейский и Красноярский по поводу сочинения M.B. Ладыженского «Свет незримый»: «Книгу Вашу «Свет Незримый», как представляющую собой серьезный опыт научного, богословско-психологического исследования вопросов высшей мистики, вследствие чего она заслуживает серьезного внимания и читается c захватывающим интересом... желательно было бы иметь во всех библиотеках как духовноучебных заведений, так и благочиннических вверенной моему попечению Енисейской епархии».¹⁶

B одном из источников встретилась информация o том, что M. B. Лады женский за свою трилогию был удостоен литературной премии Св. Синода. K сожалению, документов, подтверждающих этот факт, нам встретить не удалось.

Среди единомышленников и соратников M.B. Ладыженского были видные русские философы, писатели: Лев Александрович Тихомиров,¹⁷ Петр Демьянович Успенский.¹⁸

Участвуя в работе «Кружка ищущих христианского просвещения», Лев Тихомиров обратился c письмом к Ладыженскому c просьбой ответить на ряд вопросов, касающихся веры и православия. Л.A. Тихомиров, будучи по возрасту ровесником Ладыженского, признавал превосходство и авторитет Митрофана Васильевича в вопросах религиозной философии, мистики.

 П.Д. Успенский откровенно заявлял в своей работе «Tertium organum», что «заимствовал несколько примеров глубокой и тонкой мистики из книги «Сверхсознание и пути к его достижению» M.B. Лодыженского».¹⁹

Занимаясь вопросами веры, мистики, разоблачая религиозные лжеучения, Ладыженский, конечно же, не мог не стремиться к знакомству со своим выдающимся земляком Л.H. Толстым. Их встреча состоялась в конце июля 1910 г., o чем Л.H. Толстой сделал короткую запись в своем дневнике. А вот на Ладыженского встреча c Толстым произвела такое сильное впечатление, что он детально описал ее в своей книге «Свет незримый». «Ровно в 7-мь часов к нам из своего кабинета вышел Лев Николаевич; одет он был, как всегда, в свой традиционный костюм — в блузу; походка его была быстрая, держался он прямо, Лицо y Толстого было усталое; выражение его было очень серьезное.

«Как здоровье Ваше, Лев Николаевич?» - спросил я его после обычных приветствий. (Незадолго до нашего свидания Толстой был болен.)

«Да что здоровье!.. — отвечал он. — Надо к смерти готовиться»...²⁰

Эта фраза Толстого o смерти произвела особое впечатление на Ладыженского. Уход из жизни добровольный или естественный присутствует отдельной темой в его произведениях. Митрофан Васильевич отмечает, что Толстой морально был готов к смерти, воспринимал спокойно возможность скорой своей кончины.

Далее Ладыженский c удивлением восклицает, что Толстой, 30 лет трудившийся над со зданием своего религиозного миросозерцания; изучавший Конфуция, Сократа, Зороастра и др., не имел представления o великих отечественных религиозных мыслителях, учителях русского народа — того самого народа, перед силой духа которого он так преклонялся. Когда речь зашла о книге «Добротолюбие»²¹, которую Ладыженский считал кладезем религиозной мысли, оказалось, что этот труд совершенно незнаком Толстому, как незнакомы ему философы св. Исаак Сириянин, св. Авва Дорофей. Митрофан Ладыженский проявил упорство и настойчивость и заставил, убедил-таки Толстого выслушать. «И только тогда, когда в уши Толстого мною были чуть не насильно втиснуты гениальные слова св. Аввы Дорофея, он почувствовал их силу, a как только почувствовал он это, так проснулся y него интерес и к подвижникам, и к «Добротолюбию».²²

Но не только темы подвижничества, религии и сверхсознания были затронуты в разговоре двух писателей. Лев Николаевич c большим интересом расспрашивал Митрофана Васильевича o кругосветном путешествии, которое незадолго до этого предприняли Ладыженские. Митрофан Васильевич рассказывал об Индии, Японии, Алжире. Говорили они и o культуре, o цивилизации, и на разные другие темы. Разговор o «Добротолюбии» настолько запал Толстому в душу, что через несколько дней он приехал c ответным визитом в имение Ладыженских в Басово. И прямо c порога попросил Митрофана Васильевича показать ему эту замечательную книгу. «Потом он вынул записную книжку и стал, по-видимому, заносить там заголовок издания и делать еще какие-то пометки».²³

K сожалению, это была последняя встреча Ладыженского c Толстым. Вскоре после визита Льва Николаевича в Басово Ладыженский заболел, и, больного, его увезли в Москву. B том же году скончался Л.Н. Толстой.

B последние годы жизни M. B. Ладыженский не оставлял своих литературных трудов. Он сотрудничал c петербургским научно-литературно-художественным журналом «Вешние воды», опубликовал сочинение «Невидимые волны», o котором говорили, что оно рождает в сердцах читателей гармонию между суровой, жестокой и злой действительностью и жизнью иного мира.

B 1917 году Ладыженского не стало. Известно, что похоронен он был вместе c женой в Туле, в ограде Успенского монастыря. Дату смерти его жены O. А. Ладыженской установить не удалось.

Примечания:

1.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 2, л. 2 об.

2.       ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 2, л. 157

3.      И.C. Тургенев. ПСС в 28 тт. Т.12, Кн.2. - Л.: Наука, 1967. - c. 277

4.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 2, л. 56 об.

5.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 2, л. 79 об.

6.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 1, л. 60 об.

7.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 2, л. 163 об.

8.      ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 10, л. 128

9.      ГАТО, ф. 113, оп.1, д. 10, л. 119

10.  ГАТО, ф. 113, оп.1, д. 10, л. 127

11.  ГАТО, ф. 113, оп.1, д. 10, л. 125 об.

12.  Тенишова (Пятковская) Мария Kлавдиевна (1867-1929). По слухам, внебрачная дочь Александра II. Княгиня, российский общественный деятель, коллекционер, меценат, художник-эмaльер. Основала художественную студию в Санкт-Петербурге (1894), рисовальную школу (1896) и Музей русской старины (1898) в Смоленске, художественно-промышленные мастерские в своем имении Талашкино (1893). C 1916 г. жила в Париже.

13.  ГАТО, ф. 113, оп. 1, д.1, л. 176

14.  ГАТО, ф. 113, оп.1, д. 1, л. 32 об.

15.  Ладыженский M.B. Мистическая трилогия. - Т.1. - СПб.: «Андреев и сыновья», 1992 г. - C.1

16.  ГАТО, ф. 113, оп. 1, д. 4, л. 10

17.  Тихомиров Лев Александрович (1852-1923) - публицист, член Общества любителей духовного просвещения, член Совета Главного управления по делам печати (1907 г.), редактор газеты «Московские ведомости» (1909 г.), автор многочисленных работ o монархии, a также трудов по философии, истории и религии.

18.  Успенский Петр Демьянович (1878-1919) - разночинец, журналист, автор работ по оккультизму, теософии.

19.  Успенский П.Д. Tertium organum. - СПб.: «Андреев и сыновья», 1992 г. - C. 204

20.  Ладыженский M.B. Мистическая трилогия. - T.2. - СП6.; «Андреев и сыновья», 1992 г. - С.199

21.  Аскетические сочинения Святых Отцов христианской церкви, содержащие в себе основы Православия и мировоззрения Святой Руси, «зародыш высшего философского начала». Вышедшее во 2-й пол. XIX в. «Добротолюбие» состояло из пяти томов и включало аскетические сочинения почти 40 самых выдающихся свв. подвижников христианства.

22.  Ладыженский M.B. Мистическая трилогия. - T.2. - СПб.; «Андреев и сыновья», 1992 г. - C. 203

23.  Ладыженский M.B. Мистическая трилогия. - Т.2. - СП6.; «Андреев и сыновья», 1992 г. - C. 202

Библиографическая ссылка:

Еропкина О. Ладыженские / Ольга Еропкина // Тульский краеведческий альманах №3. – 2005. – С. 107 – 113.