Жизнь и судьба тульской дворянки Марии Ананьевской, в монашестве Сарры (1822-1884)

А.П. Новиков

В начале 1846 г. в Тулу по распоряжению Правительствующего сената на службу в местное губернское правление прибыл из Орла коллежский асессор Василий Алексеевич Ананьевский. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, истоки которого восходят к началу XVII в. Более полутора веков представители этого рода были людьми военными, с честью и достоинством служили российским самодержцам и Отечеству своему. Однако к концу XVIII в. бoльшая их часть числилась уже по ведомству гражданскому.

Отец Василия, Алексей Сергеевич, начал свою служебную карьеру в орловской соляной и винной экспедиции в 1770-е годы. Благодаря своим способностям, он довольно успешно продвигался по службе — к началу XIX в. дослужился до чина коллежского советника, а затем и статского советника. В июле 1804 г. по его прошению семья Ананьевских была внесена в дворянскую родословную книгу Орловской губернии, и вскоре Департамент герольдии Правительствующего сената утвердил ее фамильный герб[1].

Как следует из делопроизводства орловского Дворянского депутатского собрания, женой Алексея Сергеевича была Прасковья Фёдоровна, урождённая Небольсина, также принадлежавшая к старинному дворянскому роду. У четы Ананьевских в это время значилось 8 детей: пятеро сыновей и три дочери[2]. Самым старшим из них был Василий — будущий отец Марии.

К моменту переезда из Орла в Тулу Василий Алексеевич (1789–1856) имел богатый послужной список. Начав службу в юном возрасте копиистом в орловской Палате гражданского суда, он при отцовском покровительстве довольно быстро продвигался по служебной лестнице. В 1813 г., то есть в возрасте 23 лет, ему был пожалован очередной чин — титулярного советника. В этом же году Василий обзавёлся семьёй, и через год его жена, Дарья Александровна, родила ему первенца — девочке дали имя Надежда.

В 1815 г. молодая семья переехала в Воронежскую губернию, сначала в Острогожск, а затем в Нижнедевицк, где Василий получил должность уездного стряпчего. В Острогожске у Ананьевских в 1816 г. родилась вторая дочь, которую назвали Павлиной, а в Нижнедевицке семья пополнилась еще двумя дочерьми — Александрой (1821) и Марией (1822). Благоприятно складывалась и служебная карьера главы семейства: в 1823 г. его перевели в Воронеж штатным секретарем Губернского правления, затем назначили коронным заседателем в Палату гражданского суда, а в январе 1828 г. поручили исполнять чрезвычайно ответственную должность чиновника особых поручений при воронежском гражданском губернаторе[3].

Несчастье обрушилось на молодого преуспевающего чиновника совершенно нежданно — смерть забрала его жену, мать четырех малолетних девочек. Для семьи это было страшным ударом. Вследствие тяжелого психологического состояния Василий не мог более оставаться в Воронеже, он подал прошение об увольнении от занимаемой должности и в июле 1830 г. переехал в Орёл, надеясь обрести помощь и поддержку со стороны родственников и прежних сослуживцев. Но потрясение от потери любимой жены оказалось настолько сильным, что в течение года он был не в силах приступить к каким-либо служебным занятиям. И лишь в июне 1831 г. состоялось возвращение к вынужденно прерванной службе — его назначили в уездный город Болхов, где ему пришлось исполнять должности уездного судьи и городничего. С конца 1831 г. по 1839 г. Василий Алексеевич вновь в Орле, сначала коронным заседателем (то есть штатным, казенным, не выборным) в Палате уголовного суда, а затем два срока подряд по выбору от дворянства — заседателем в Палате гражданского суда. За безупречную и беспорочную службу в августе 1835 г. его награждают орденом св. Станислава IV степени и в сентябре 1836 г. присваивают чин коллежского асессора. Важные изменения происходят и в семейной жизни — в 1832 г. он заключает второй брак, который приносит ему четверых детей: Виктора (1833), Софью (1835), Юлию (1836) и Варвару (1838).

Чтобы содержать увеличившуюся вдвое семью, глава семейства в 1839 г. переходит с выборной службы от дворянства в ведомство министерства внутренних дел и в конце года назначается советником в Могилевское губернское правление. Здесь он прослужил чуть более трёх лет и «в воздаяние ревностной и усердной службы» награждён был орденом св. Владимира IV степени. В конце марта 1843 г. его переводят в родной Орел, также советником Губернского правления. Помимо своих непосредственных обязанностей он выполнял особые поручения губернатора, одно время состоял губернским прокурором и был непременным членом орловского Приказа общественного призрения[4]. В Орле семья пополнилась ещё одним ребенком — сыном Александром (1845).

Последним местом службы Василия Алексеевича стала Тула, где он в кругу большой и дружной семьи провел последние 10 лет своей жизни — служил советником в Тульском губернском правлении. Ему довелось неоднократно исполнять также обязанности вице-губернатора и особые поручения военного губернатора Тулы[5]. Здесь же у него родилось ещё два ребёнка — сын Владимир (1847) и дочь Эмилия (1850).

В июле 1848 г. Василий Алексеевич подал прошение в тульское Дворянское депутатское собрание о внесении его и всех членов семьи в дворянскую родословную книгу Тульской губернии. «Покойный родитель мой, статский советник Алексей Сергеевич Ананьевский, — писал он, — состоит в дворянской родословной книге по Орловской губернии с сыновьями своими — мною, просителем, и другими моими родными братьями. Желая ныне состоять особо со своим семейством в числе дворян Тульской губернии <…> покорнейше прошу тульское Дворянское депутатское собрание <…> внести меня с моим семейством в тульскую дворянскую родословную книгу, постановить своё на законном основании определение, с коего и выдать для каждого из поименованных моих детей за скрепою копии, а мне — грамоту»[6]. В конце года ходатайство было удовлетворено, и все члены семьи оказались причисленными к тульскому дворянству.

В Туле за ревностное отношение к службе Василий Алексеевич был произведен в надворные, коллежские, а затем и статские советники.

Как явствует из семейной хроники, Мария была четвёртым ребёнком В.А. Ананьевского. Она родилась 12 (24) декабря 1822 г. в уездном городе Нижнедевицке Воронежской губернии[7], здесь же прошли её детские годы. Следует заметить, что отец и мать Марии были людьми глубоко верующими и богобоязненными — в воскресные дни вместе с детьми они непременно посещали богослужения в Благовещенском кафедральном соборе, а в доме их царила атмосфера полного согласия и доброжелательности. Именно в эти годы у Марии были заложены основы молитвенного строя её души. Эта внутренняя, глубинная религиозность росла, развивалась и крепла в ней в последующие годы — в период её отрочества и юности, когда она вместе с отцом проживала в Болхове, Орле и Могилёве.

С потерей горячо любимой матушки наиболее близким человеком для Марии стала её добрая и глубоко религиозная няня, которая сыграла важную роль в духовном развитии и взрослении своей подопечной. Так, в Болхове, который в то время по праву называли городом церквей, Мария вместе с няней, несмотря на довольно кратковременное пребывание в этом городе, неоднократно бывала во всех двадцати городских храмах, дабы поклониться их святыням. Посещали они и Троицкий Оптин монастырь, находившийся в версте от города и бывший местом всероссийского паломничества, к явленной здесь чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери. В Орле же центром духовной жизни в 1830-е годы являлся старинный Борисоглебский собор. В его стенах проходили все торжественные богослужения по случаю различных знаменательных событий, видели они и венценосных особ. В 1834 г. храм посетил Николай I, а в 1837 — великий князь Александр Николаевич. В таких случаях, как правило, все жители города становились свидетелями столь достопамятных событий. Надо полагать, что среди них была и юная Мария.

По обычаю того времени и по общественному положению отца, отдавая дань светским традициям и удовольствиям, ей приходилось бывать и на балах, и в знаменитом театре Каменского, и на других увеселительных мероприятиях. Но если такие мероприятия случались накануне праздника, то по возвращении домой она всегда просила няню будить её к заутрени и практически никогда не пропускала утреннее богослужение в Борисоглебском соборе, что порой являлось поводом для разного рода острот и даже насмешек со стороны сестёр. Однако они меньше всего беспокоили Марию.

Помимо Борисоглебского собора она вместе с няней часто бывала в Свято-Введенском девичьем монастыре. К концу 1830-х гг. эта обитель благодаря многочисленным пожертвованиям орловских жителей стала одной из достопримечательностей города: имела величественный, благолепный вид, а богослужения отличались не только продолжительностью, но и необыкновенной слаженностью и стройностью, что вызывало чувства восхищения в душах молящихся. К тому же в монастыре имелись замечательные святыни: частичка Древа Животворящего Креста Господня, древняя икона Введения во храм Пресвятой Богородицы и чудотворная Орловская Балыкинская икона Божией Матери.

Как ни жаль было Марии расставаться с Орлом, но семье пришлось в 1840 г. перебраться, хотя и ненадолго, в Могилёв. И здесь юная Мария оставалась верна тому пути, по которому незримо вела её десница Божия. Три года, проведённых в Могилеве, стали важным этапом в духовном становлении Марии — она уже не могла представить себя без Церкви, без ежедневного молитвенного предстояния Богу.

Возвращение в Орёл совпало со знаменательными событиями как в городской, так и её личной жизни. Опустошительные пожары 1841 и 1843 гг. нанесли городу большой ущерб — выгорели целые жилые кварталы и многие казённые заведения, не устояли перед ними и храмы. Полностью уничтоженными оказались любимые Марией Борисоглебский собор и Свято-Введенский девичий монастырь. Эти потери вызвали глубокую печаль в сердцах всех орловских жителей, Мария восприняла их как личное горе. Теперь наиболее посещаемым ею храмом стал вновь возведенный кафедральный собор во имя Павла исповедника, патриарха Цареградского. Как и прежде, она старалась не пропускать ни одного праздничного богослужения, часто бывала на службе и в дни будничные, правда, теперь уже без няни — Марии шёл 21-й год.

Когда настало совершеннолетие, отец все чаще и чаще стал вести разговоры о замужестве, предлагая выгодных, с его точки зрения, кандидатов в мужья. Мария не прекословила отцовской воле, но по велению души пыталась под разными предлогами отклонить его предложения. Она чувствовала в себе великую тягу к совсем иному бытию. Мысль посвятить себя целиком служению Всевышнему неоднократно посещала её и прежде, но то была ещё неосознанная, подспудная, неоформленная мысль, которая одновременно и радовала, и страшила её. Теперь же, когда пришла пора делать выбор, Мария решилась объявить, что хочет остаться в кругу домашней жизни — для себя-то она определила свое будущее, но отцу признаться в этом не торопилась, ибо её не покидали сомнения, достаточно ли готова она для того ответственного и важного дела, к которому звала её душа. Отец, искренне желавший своим детям добра, не стал настаивать на её замужестве — семейных раздоров и разладов на почве нежеланных браков ему довелось видеть немало.

К тому же хлопот по ведению домашнего хозяйства было предостаточно, а именно на Марии и её старшей сестре Надежде лежали все заботы по хозяйственной части, отчего в семье их любовно называли «наши экономки».

В этом качестве в начале 1846 г. Мария оказалась в Туле — новом месте службы отца. Ей потребуется ещё девять лет, чтобы окончательно подготовить себя к иноческому образу жизни.

К середине XIX в. Тула была довольно большим городом, в нем насчитывалось более 50 тысяч жителей, и он хорошо был известен оружейным производством, а также своими самоварами, пряниками и гармониками. Славился город и древними храмами — их тогда было более тридцати. Гордостью туляков был Успенский собор, который находился в кремле и который своей историей, архитектурным обликом и внутренней отделкой являлся для них великой святыней. Таким восприняла его и Мария — в дни праздничных богослужений она старалась быть именно в этом храме. Ей хорошо были известны и другие городские церкви с их широко почитаемыми реликвиями, в особенности Благовещенская, Владимирская, Ильинская и Петропавловская. Но больше всего и чаще всего Мария бывала в Успенском женском монастыре, находившемся близ кремля и имевшем также давнюю историю. Она настолько сроднилась с ним, что нередко проводила здесь целые дни, сблизилась с некоторыми из послушниц и даже помогала им в уходе за престарелыми, что содержались в монастырской богадельне, а у мастериц-золотошвеек обучилась вышивке и шёлком, и золотом, и жемчугом. А ещё много разных и интересных историй довелось ей слышать из уст монастырских насельниц, в памяти особенно запечатлелись их рассказы о хождении по святым местам.

Через некоторое время Мария решила последовать их примеру. Первое свое паломничество она совершила в родные края — Воронеж, где хорошо известный ей с детства Благовещенский собор с 1836 г. стал монастырским храмом, в котором покоились мощи св. Митрофана, первого Воронежского епископа. Затем последовали Задонск и Оптина пустынь. Путешествия по святым местам, поклонение мощам угодников Божиих, общение с насельниками монастырей и паломниками — все это обогатило Марию новым духовным опытом и послужило прочным основанием для принятия окончательного решения посвятить дальнейшую жизнь свою служению Богу и Церкви.

Местом своего пребывания она выбрала Серафимо-Дивеевскую общину. Узнав о намерении дочери, отец не стал возражать против её решения — на склоне своих лет Василий Алексеевич был даже рад, что дочь его предпочла мужу земному Жениха Небесного. Как положено издревле, ей было преподано родительское благословение, закрепленное письменным свидетельством, в котором говорилось: «1855-го года октября 10-го дня я, нижеподписавшийся, сим удостоверяю, что предъявительница сего есть родная дочь моя, девица Мария Васильева Ананьевская, 32-х лет, которая записана при мне в дворянскую родословную книгу Тульской губернии, и ныне изъявила собственное своё желание поступить Нижегородской губернии Ардатовского уезда в Дивеевскую общину, и на такое поступление я, изъявив согласие и дав моё благословение, присовокупляя при сём, что за смертию её матери, а моей первой жены, никаких препятствий к поступлению в означенную общину ни со стороны родных и ни от кого посторонних не имеется, и никаких спорных и долговых дел, до нее касающихся, нет»[8].

В Серафимо-Дивеевской общине Мария провела почти пять с половиной лет. По её собственным рассказам, ей приходилось исполнять самые разные послушания: пасти скот, носить ушатами воду для поливки сада и огорода, ходить на покос и жнивьё, а также по сбору пожертвований в пользу общины. От стариц, в своё время пришедших сюда по зову праведного отца Серафима Саровского, многое довелось ей слышать о его необычайной земной жизни. Совместно с ними, трепетно сберегавшими память о своём наставнике и покровителе, Мария не единожды бывала на месте упокоения преподобного, чтобы засвидетельствовать своё преклонение пред духовными подвигами великого подвижника и молить его о помощи в восстановлении мира и спокойствия, царивших при нём в общине.

Как известно, после смерти старца Серафима внутренняя жизнь Дивеевской общины неоднократно подвергалась серьезным испытаниям — в среде насельниц периодически возникали разного рода разногласия, инициированные и умело поддерживаемые извне. К началу 1860-х гг. неурядицы достигли столь внушительных размеров[9], что некоторым насельницам, чтобы не быть втянутыми помимо их воли в орбиту этих раздоров, пришлось покинуть милую их сердцу обитель и искать пристанище в других местах. Среди них оказалась и Мария, которая подала прошение в Тульскую духовную консисторию о дозволении быть зачисленной в Белёвский Крестовоздвиженский женский монастырь.

Непростой была судьба этой святой обители — она страдала от пожаров и внутренних проблем, переживала периоды упразднения и восстановления, и лишь с конца 1840-х годов началось прочное и основательное её устройство, а в 60–70-е годы XIX в. при игуменье Павлине (Овсянниковой), управлявшей ею в течение двадцати лет, достигла цветущего состояния. Монастырь имел благолепный вид, а его внутренняя жизнь была наполнена истинным благочестием, высокой духовностью и подвижничеством, благодаря чему он стал широко известным не только в Тульской губернии, но и в других местах обширной Российской империи[10].

В основе цветущего состояния монастыря, так ярко явленного во второй половине XIX в., лежали прочные и крепкие духовные связи его насельниц со старцами Оптиной пустыни, которая находилась в 35 верстах от обители. Эти связи зародились ещё в 1830-е годы — преподобный Леонид (Наголкин), а затем и его ученик и преемник Макарий (Иванов) немало потрудились в заботах и попечениях и о монастыре, и о его насельницах, многие из которых стали их духовными чадами.

Преподобный Макарий в 1860 г., перед своею кончиной, завещал эту миссию своему духовному ученику Илариону (Пономареву). Так Белёвская обитель оказалась под омофором Оптиной пустыни, и всё дальнейшее её развитие было связано с благодетельным влиянием оптинских старцев, чьё духовное водительство и покровительство обеспечило ей прочное существование и благочестивое состояние.

Мария была определена послушницей в святую обитель 29 апреля 1861 г., а 29 августа 1863 г. облечена в рясофор под именем Сарры[11]. В Крестовоздвиженском монастыре она провела одиннадцать с половиной лет, наполненных усердными молитвами, разного рода послушаниями и смирением, которые обогащали и совершенствовали её душу, укрепляли в ней христианскую любовь и способствовали приближению к Всевышнему. Её пребывание в монастыре протекало под мудрым руководством игуменьи Павлины и при духовном окормлении старца Илариона — много раз ей доводилось бывать в Оптиной пустыни, чтобы исповедоваться у своего наставника, услышать отеческие вразумления, насладиться бесценными советами и получить благословение преподобного. С жизнью в обители Сарра настолько свыклась, что даже не допускала мысли о расставании с нею. Однако Промыслом Божием ей была уготовлена иная благая цель.

На исходе лета 1871 г. послушницы только что учреждённой Балашовской Покровской женской общины Саратовской епархии остановились — они ходили по городам и весям для сбора пожертвований — в Белёвском монастыре. При встрече с игуменьей поведали ей о состоянии своей общины и о желании сестер иметь благочестивую и хорошо подготовленную к исполнению своих обязанностей настоятельницу. Мать Павлина посоветовала им отправиться в Оптину пустынь и просить её духовника, старца Илариона, разрешить волновавший их вопрос.

Иеромонах Иларион встретил посланниц ласково и добродушно, как и всех приходивших к нему, а известие об учреждении новой женской общины в Саратовском крае воспринял с особым интересом. Ему хорошо был известен и Саратов, в котором он провёл девять незабвенных лет своей жизни, и Балашов с близлежащими окрестностями, где ему посчастливилось встретить праведного старца из мирян Семена Климовича Привалова, всегда почитавшегося им в качестве своего первого духовного наставника[12]. Долго не отпускал старец послушниц, подробно расспрашивая и об общине, и о состоянии дел в Саратовской епархии. Закончив же беседу, преподал им свое благословение и указал на одну из своих духовных дочерей как на возможную кандидатуру в настоятельницы Балашовской Покровской женской общины — рясофорную послушницу Белёвского Крестовоздвиженского монастыря Сарру.

Вернувшись в Балашов, сёстры Покровской общины оповестили всех насельниц о своих встречах и с иеромонахом Иларионом, и с игуменьей Павлиной, и с рясофорной послушницей Саррой, в результате чего все единодушно пожелали видеть Сарру настоятельницей своей общины. Об этом немедленно сообщили епископу Саратовскому и Царицынскому Иоанникию (Рудневу), испрашивая его архипастырского благословения и ходатайства пред тульским епархиальным начальством.

Преосвященный Иоанникий отнесся к просьбе сестёр Балашовской общины с отеческим пониманием и сочувствием и повелел Саратовской духовной консистории подготовить соответствующий запрос в Тульскую духовную консисторию, а насельницам общины рекомендовал составить личное прошение на имя тульского епископа Никандра (Покровского).

Официальный запрос в Тульскую консисторию отправили в начале июля 1872 г., а несколько позже от имени казначеи и трёх старших сестёр общины в адрес тульского Преосвященного было подано соответствующее прошение[13].

В то время как в Балашове с нетерпением ожидали вестей из Тулы и Белёва, в Тульской духовной консистории не торопились с ответом. На то были свои причины — Сарру, по её собственному желанию и благословению иеромонаха Илариона, готовили посвятить в монахини. Уже 22 июля 1872 г. игуменья Павлина подала об этом рапорт преосвященному Никандру, подчёркивая, что Сарра «по жизни своей оказалась достойной к несению монашества, поведения хорошего и о желании она, послушница Сарра, дала письменное показание»[14], которое и представила на рассмотрение епископа.

Владыка ответил короткой резолюцией: «Консистории незамедлительно рассмотреть и постановлением представить»[15].

Тульская духовная консистория не усмотрела каких-либо препятствий для пострижения Сарры, о чём и отписала игуменье Павлине, которая в свою очередь сообщила в консисторию, что 12 октября 1872 года обряд пострижения Сарры совершил строитель Жабинской пустыни иеромонах Феодосий, и «при пострижении наречено ей то же имя — Сарра»[16].

Вскоре монахиня Сарра покинула Белёв и отправилась в Саратов, где предстала пред епископом Иоанникием, и получив его наставления и благословение, продолжила путь в Балашов. С 30 октября началось её служение в качестве начальницы Балашовской Покровской женской общины, о чем Саратовская духовная консистория дала знать Тульской духовной консистории специальным отношением[17].

В течение одиннадцати лет Сарра достойно управляла вверенной ей общиной. По свидетельству очевидцев, в первые годы настоятельства она столкнулась со многими нуждами и затруднительными обстоятельствами в жизни общины, для преодоления которых не жалела своих сил и здоровья — наравне с сёстрами принимала участие во всех работах по благоустройству обители. Рассказывали, например, что Сарра вместе со всеми выходила в поле, жала и молотила пшеницу, при возведении построек носила кирпичи и отправляла другие виды чёрной работы, много трудилась на огороде и в саду, не чуждалась бывать на скотном дворе. Порою доводила себя до изнеможения, до полного упадка сил, до болезненного состояния, но оправившись, вновь личным примером показывала сёстрам общины образцы трудолюбия и терпения. Такие её качества, как богатство знаний и духовного опыта, необыкновенная энергия в достижении намеченных целей, монашеская скромность и вынесенные из прежней жизни благородство и предупредительность, вызывали искреннюю любовь и заслуженное уважение сестёр и благорасположение к ней общества. Покровская женская община не только росла и крепла, но и все более и более становилась одним из центров духовной жизни Балашова и его окрестностей.

Всё это послужило основанием для матери Сарры в октябре 1874 г. обратиться к преосвященному Тихону (Покровскому), сменившему на саратовской кафедре епископа Иоанникия, с просьбой исходатайствовать разрешение Св. Синода преобразовать общину в женский общежительный монастырь. При этом она отмечала, что существование святой обители в Балашове «будет благодетельно для окрестного населения, заражённого в немалом количестве молоканством», и что монастырь «может заменить благотворительное заведение, потому что в нём, кроме того, что представится возможность ищущим спасения посвятить себя исключительно служению Богу, могут быть призреваемы престарелые, убогие, круглые сироты, которые могли бы учиться грамоте и рукоделию»[18].

Владыка Тихон, поддержав ходатайство начальницы общины и согласовав этот вопрос с саратовским губернатором М.Н. Галкиным-Враским, в марте 1875 г. вошел в Св. Синод с рапортом, в котором предлагал переименовать Балашовскую Покровскую женскую общину в общежительный монастырь[19]. Но в этот раз общине не удалось получить статус монастыря. Св. Синод посчитал, что средств и недвижимого имущества у общины ещё недостаточно, чтобы преобразовать её в монастырь, и рекомендовал начальнице приобрести дополнительные земельные угодья[20], с которых можно было бы получать стабильный доход, необходимый для выполнения возлагаемых на монастыри, согласно существовавшим правилам, социальных обязательств.

Однако вопрос об учреждении Балашовского женского монастыря для духовной и светской власти Саратовской губернии по-прежнему оставался актуальным. Это видно, в частности, из послания саратовского губернатора епископу Тихону после его посещения Балашова в октябре 1877 г., где он весьма благосклонно отозвался о деятельности Сарры и особо подчеркнул, что в среде местных жителей Балашовская женская община вызывает полнейшее сочувствие, и горожане искренне желают скорейшего утверждения её монастырем[21].

Таким образом, губернатор не только высоко оценил деятельность матери Сарры, но и выступил перед правящим архиереем по существу ходатаем о возобновлении вопроса относительно преобразования общины в монастырь. Именно таким образом преосвященный Тихон и воспринял послание саратовского губернатора. В резолюции, оставленной на губернаторском письме, Владыка предписал Саратовской духовной консистории довести до сведения Сарры, «чтобы о переименовании Балашовской общины в женский монастырь она снова вошла прошением после предполагаемой ею покупки участка земли»[22].

Однако начавшаяся русско-турецкая война отодвинула эти планы. В военные годы насельницы Балашовской женской общины под руководством её начальницы занимались приготовлением белья, бинтов и корпии (перевязочного материала, состоящего из нитей расщипанной ветоши — хлопковой или льняной) для раненных и больных воинов, находившихся в лазаретах. Кроме того, по распоряжению епархиального начальства мать Сарра направила восемь послушниц в городскую земскую больницу для обучения азам медицинской помощи с тем, чтобы затем командировать их в качестве сестёр мило сердия в один из военных лазаретов, развернутых в это время в Саратовской губернии. Причём все они, желая оказать максимальную пользу раненым и больным воинам, несколько раз обращались в Саратовское отделение Российского общества Красного Креста с просьбой отправить их сёстрами милосердия в лазареты при действующей армии[23].

Тогда же по инициативе Сарры в общинной богадельне было создано детское отделение для десяти малолетних девочек, чьи отцы погибли на полях сражений во время русско-турецкой войны. Воспитание, обучение и содержание сирот осуществлялось исключительно на средства обители.

Не менее важное значение имели труды Сарры и по благоустройству общины, по укреплению и развитию её хозяйственно-экономической базы: церковь была отремонтирована, снабжена ризницей и церковной утварью весьма достаточно и прилично; вместо временной возвели основательную каменную колокольню; построили несколько зданий из кирпича; обширный сад полностью привели в порядок и расширили; огородничество улучшили, особенно разведением лучшего качества и замечательно крупного картофеля, именовавшегося «миндальным»; производительность кирпичного завода, принадлежавшего общине, увеличилась — ежегодно вырабатывалось до 300 тыс. кирпичей; до 200 голов выросло количество мелкого и крупного рогатого скота. При общине была устроена специальная мастерская, в которой сёстры шили золотом, шёлком и гладью, изготавливали ковровые изделия, церковные облачения и церковные принадлежности, даже такие как плащаницы и хоругви.

В результате ежегодные доходы обители возросли до 7 тыс. рублей, движимого и недвижимого имущества было приобретено на сумму до 40 тыс. рублей, около 10 тыс. рублей поступило в казну общины в качестве пожертвований от родных Сарры и лично от неё самой из полученного ею наследства[24].

Большими были планы матери Сарры на будущее: предполагалась постройка новой соборной церкви, для чего начали заготовлять необходимые строительные материалы — бут, камень, известь, кирпич; для священника общинной церкви собирались возвести на территории обители дом со всеми дворовыми постройками; с увеличением числа сестёр и особенно с возросшим количеством местных жителей, регулярно посещавших церковные службы в обители, намеревались пригласить на службу второго священника. Осенью 1882 г. начальнице Балашовской обители удалось решить давнюю задачу — приобрести покупкою участок земли в 546 десятин 430 саженей, находившийся близ Филоновской станицы Хоперского округа области Войска Донского[25].

Теперь уже ничто не препятствовало преобразованию общины в общежительный монастырь.

Сарра вновь стала хлопотать перед епархиальным начальством. Епископ Павел (Вильчинский), прибывший на саратовскую кафедру летом 1882 г., направил в Св. Синод в декабре 1883 г. подробный рапорт о положении Балашовской женской общины, в котором ходатайствовал о преобразовании её в монастырь[26], а самой начальнице преподал архиерейское благословение на поездку в Санкт-Петербург.

Чтобы лично доложить Св. Синоду о состоянии дел в вверенной ей обители, Сарра решила немедленно отправиться в столицу. И хотя многие, зная о её подорванном здоровье, пытались отговорить от поездки в зимнее время года, советовали дождаться весны и тёплой погоды, решение Сарры было непреклонным, обязанности свои по отношению к обители она ставила выше всяких предостережений и личных интересов.

Отправившейся в путь Сарре удалось добраться лишь до уездного города Аткарска, где 25 января 1884 г. с нею приключился сердечный приступ, от которого она вскоре, причастившись Св. Таин, скончалась. Балашовская женская община потеряла энергичную и мудрую управительницу, заботливую и любящую матерь.

Погребение совершилось на восьмой день её смерти при участии 11 священников, двух диаконов, представителей городской администрации и многочисленного стечения народа. С разрешения епархиального начальства тело Сарры было погребено в левой стороне Покровского придельного храма под иконою Покрова Пресвятой Богородицы, которой при жизни своей она любила осенять себя и сестёр святой обители.

По решению Св. Синода преобразование Балашовской женской общины в монастырь последовало в конце октября 1884 г.[27]— усердные хлопоты матери Сарры дали плоды благодатные.

В последующие годы Покровская обитель росла и процветала под водительством игуменьи Марии (Мандрыки) до тех пор, пока богоборческие власти в 1919 г. не лишили жителей Балашова их святыни — духовного центра не только города, но и обширного уезда. Но было сказано: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом» (Еккл. 3:1). В октябре 2013 г., благодаря стараниям преосвященного Тарасия (Владимирова), епископа Балашовского и Ртищевского, Покровский женский монастырь оказался возрождённым. Началась новая страница его истории. И несомненно, что в бытописании этого монастыря имя Сарры займёт достойное место, а возрожденная обитель сохранит благоговейное предание о её деяниях как духовное наследие прошедшего — в пример и образец иноческой жизни, в пример начальственной предусмотрительности и дальновидности.

1. Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи. СП б., 1807. Ч. VIII. С. 75.

2. ГАТО. Ф. 39. Оп. 2. Д. 52. Л. 31, 34–34 об.

3. Там же. Л. 23об.–26, 66об–68об.

4. Там же. Л. 68 об.–78.

5. Там же. Л. 78об–83 об.

6. Там же. Л. 6–7об.

7. Там же. Л. 26.

8. Там же. Л. 120.

9. Серафим [Чичагов Л. М.], архим. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губ. Ардатовского уезда; с жизнеописанием основателей ея: преподобного Серафима и схимонахини Александры, урожд. А.С.Мельгуновой / Серафим [Л. М. Чичагов]. Нижний Новгород, 2005. С. 513–535.

10. Леонид [Кавелин Л. А.], архим. Историческое описание Белёвского девичьего Крестовоздвиженского третьеклассного монастыря / Леонид [Л. А. Кавелин]. СП б., 1863. — 186 с.; Очерк жизни настоятельницы Белёвского Крестовоздвиженского девичьего монастыря игуменьи Павлины. СП б., 1881. — 48 с.

11. ГАТО. Ф. 3. Оп. 9. Д. 6237. Л. 2.

12. Жизнеописание старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Илариона. Калуга, 1897 / Репринтное издание Введенской Оптиной пустыни, 1993. С. 7–10, 47–136, 278–315.

13. ГАТО. Оп. 9. Д. 6237. Л. 4–4об.

14. Там же. Л. 6.

15. Там же.

16. Там же. Л. 13.

17. Там же. Л. 16–16 об.

18. ОГУ «Государственный архив Саратовской области». Ф. 1. Оп. 1. Д. 2347. Л. 1.

19. Российский государственный исторический архив (РГВИА). Ф. 796. Оп. 156. Д. 878. Л. 1–6об.

20. Там же. Л. 12–13.

21. ОГУ «Государственный архив Саратовской области». Ф. 135. Оп. 1. Д. 3214. Л. 2–3.

22. Там же. Л. 3.

23. Там же. Ф. 135. Оп. 1. Д. 3136. Л. 6–7, 22, 27–27 об., 65–65 об; Ф. 427. Оп.1. Д. 32. Л. 4, 10, 84.

24. Разумов П. Некролог начальницы Балашовской женской общины матери Сарры / П. Разумов // Саратовские епархиальные ведомости. 1884. № 6. С. 177.

25. ОГУ «Государственный архив Саратовской области». Ф. 135. Оп. 1. Д. 3526. Л. 39об.

26. РГИА. Ф. 796. Оп. 164. Д. 1322. Л. 1–6.

27. Там же. Л. 14об–15.

Библиографическая ссылка:

 Новиков А.П. Жизнь и судьба тульской дворянки Марии Ананьевской, в монашестве Сарры (1822-1884) / А.П. Новиков // Тульский краеведческий альманах. - 2014. - Вып. 11. – С.119-130.