Отношение тульских рабочих к власти в 1920-е гг.

Юрий СМИРНОВ

Мироощущение тульских рабочих в 1920-е гг. во многом основывалось на их материальном положении. Если рабочий получал достаточную заработную плату и не боялся, что он и его семья могут остаться голодными, он положительно воспринимал происходящие вокруг него события. На этом основывалось и его позитивное отношение к власти вообще, местным ее представителям, профсоюзу и т.д. С другой стороны, та группа рабочих, которая постоянно находилась на грани возможного голода, недостатка материальных средств, чьи ресурсы были крайне ограничены, совершенно по-другому воспринимали мир вокруг себя. Для них он был враждебен, и поэтому низкооплачиваемые рабочие относились к нему плохо. Отсюда возникновение критики в адрес власти, отдельных ее деятелей, профсоюза и т.д. С этой точки зрения, вопрос состоит в том, чтобы определить ту грань материального достатка, которая определяла мироощущение человека и, соответственно, его отношение к тем или иным событиям и институтам.

В сводках ОГПУ о политико-экономическом положении Тульской губернии за 1920-е гг. мы постоянно сталкиваемся с группой «рабочих-низко- разрядников» (рабочих 1-4-го квалификационных разрядов), настроенных крайне негативно по отношению к «коммунистам», профсоюзу, администрации предприятия, власти вообще. В 1920-е гг. количественный состав этой группы рабочих менялся и составлял от 40% до 70% от общего количества рабочих на разных предприятиях. Зависимость отношения к власти от уровня заработка отмечали и сводки ОГПУ: «... По воензаводам наблюдается отрицательное отношение к советской власти низкоразрядников, которых в данный момент на заводах до 70 %...»[1].

Таким образом, количество тульских рабочих, которые отрицательно относились к власти, составляло больше половины от их общей численности. Остальные рабочие оставались в целом индифферентными по отношению к происходящим событиям. Но, в то же время, предпочитали принимать участие в выборах, общественных компаниях и т.д., дабы сохранить то положение, в котором они пребывали. В целом, в 1920-е гг. наблюдалось хрупкое равновесие между критикой существующей ситуации и принятием сложившейся системы отношений и распределения благ. Низкооплачиваемые и высокооплачиваемые рабочие как бы уравновешивали Друг друга, поддерживая стабильную работу системы.

Вместе с тем, важнейшим аспектом стабильной работы предприятия была ситуация, складывавшаяся в мастерских, которые были основными производственными и «политическими» единицами предприятия. Поэтому в отдельных мастерских отношение к власти могло быть совершенно противоположным. В конечном счете, все зависело от соотношения квалифицированных и неквалифицированных рабочих.

Отношение к власти среди рабочих часто определялось сиюминутной ситуацией. К примеру, если на заводах происходили задержки с выплатой заработной платы или намечались увольнения, то критика в адрес власти усиливалась. «... В связи с некоторым сокращением /уволено 100 человек/, среди рабочих наблюдается недовольство по отношению к администрации. «Администрация только и знает, что набивает свои карманы, а о рабочих не заботится»[2]. Если же рабочие ожидали прибавки, то критика снижалась.

В целом же отношение большинства рабочих к советской власти в 1920-е гг. можно определить как сдержанно-негативное. Подобное отношение формировалось в основном среди низкоразрядников, которые находились в стесненных материальных условиях. Но, так как они составляли значительную часть рабочих, их влияние распространялось на большинство, которое также было «не против» покритиковать власть. Меньше всего критики в адрес советской власти поступало от высокооплачиваемых рабочих, которые стремились сохранить существующее положение вещей и были наиболее независимым слоем тульского пролетариата.

Низкооплачиваемые рабочие часто заходили в своих высказываниях достаточно «далеко» и попадали на учет в ОГПУ. Низкоразрядники были разочарованы тем, что обещания, данные большевиками, не претворялись в жизнь. «... Если мы свергнем эту власть, которая нам все равно ничего не дает, то мы, пожалуй, лучше заживем... у нас теперь власть не рабочих, а бюрократов. Когда же мы дождемся все-таки настоящей свободы...»; «... Работница Гнидина в беседах с другими работницами говорит: «Всех коммунистов перережем, как только станет сменяться теперешняя власть...»; «...советская власть разводит новую буржуазию...»[3].

Отношение к власти ярко проявлялось в моменты, когда среди рабочих и вообще населения распространялись слухи о близкой войне. Отношение рабочих к войне было резко отрицательным и приобретало своеобразный оттенок в связи с отношением рабочих к власти. Это отношение было в равной степени распространено как среди пролетариата оборонных заводов, так и среди рабочих небольших фабрик и заводиков. Суть этого отношения к войне заключалась в следующем: рабочие высказывали мнение, что в случае войны не пойдут защищать советскую власть, поскольку та не выполняет взятых на себя обязательств и не создает условий для улучшения жизни рабочих. Подобные суждения агентами ОГПУ фиксировались в первую очередь, а авторы этих суждений брались в разработку: «... Рабочий типографии «Тулпечать» говорит: Если будет война, я первый не пойду воевать. Пусть идут туда те, кто получает по 300 рублей...»[4].

Материальное положение осознавалось пролетариатом с точки зрения своеобразного «общественного договора». В понимании рабочих он заключался в том, что защищать и поддерживать можно и нужно только такую власть, которая проявляет заботу о народе. Поэтому с точки зрения рабочих, материальное положение которых было плохим, защищать советскую власть не имело никакого смысла. При этом в сознании большинства рабочих в 1920-е гг. советскую власть можно было сменить на какую-то иную, поскольку рядовой человек еще не ассоциировал себя с ней. «...Жить тяжело, скорей бы война, власть тогда быть может переменится...»; «...Рабочим теперь хорошо заработать не дают, и если будет война, то рабочие вряд ли пойдут воевать. Пусть идут воевать они сами (коммунисты - Ю. С.), если им так нужно...»; «... Скоро вот всех коммунистов будут вешать, жду не дождусь этого времени...»; «...Ничего, теперь скоро опять наша власть придет (власть рабочих - Ю.С.), придет время, когда мы свое возьмем, всем тогда будет тошно...»; «...На войну не пойдем, лучше будем дезертирами, идти воевать не за что, теперь нигде нет справедливости...» - подобные высказывания были общим местом в разговорах тульских рабочих. Конечно, в этих высказываниях много аффективного, сказанного в запале, но общее настроение значительной части рабочих было отрицательным по отношению к власти[5].

ОГПУ со второй половины 1920-х гг. вело статистику антисоветско- пораженческих выступлений по социально-профессиональным слоям населения Тулы и губернии. Рабочие по количеству этих выступлений занимали второе место, уступая только крестьянству. Так, за период с 1 мая по 1 ноября 1927 г. по г. Туле со стороны рабочих военных заводов было зафиксировано 61 антисоветско-пораженческое выступление. Второе место занимала интеллигенция (учительство, врачи, работники искусств) - 13 выступлений. По Тульской губернии с 1 июня по 1 августа 1927 г. ОГПУ зафиксировало 494 случая антисоветских выступлений, из которых выступлений рабочих было 65, а выступлений крестьян – 273[6]. Необходимо сказать, что за антисоветское выступление могли быть приняты нелицеприятные слова в адрес власти, сказанные в кругу знакомых.

Интересны суждения рабочих о внутрипартийной борьбе в 1920-е гг. Рабочие могли черпать информацию исключительно из официальных источников (печать, сообщения на разного рода собраниях и т.д.). Внутрипартийная борьбы привлекала внимание пролетариата, который, конечно, не имел представления о реальном положении вещей. Введенное официально слово «оппозиция» привлекало рабочих, хотя они не имели четкого понятия о сути оппозиции, ее представителях и т.д. Данные информационной сети ОГПУ отмечают разнохарактерные отзывы и суждения по этому поводу, часто без определенного выявления отношений к ней. «...Часть рабочих Патронного Завода оппозицию осуждает: «она ведет к расколу партии и это вызовет падение Сов. Власти». Другая часть считает необходимым «допустить высказывания представителей оппозиции». Низкорязрадники ... ругают и большинство ЦК и оппозицию, усматривая в разногласиях ухудшение своего положения... «Не поделили власть, надо бы больше работать, а не болтать... Мы, рабочие, видим только одну сторону ЦК, а сторону оппозиции почему- то не освещают,желательно было бы заслушать представителей оппозиции...» (Сводка № 26 на 19.07.1926 г.)[7]. В этой выдержке суждения нескольких слоев рабочих. Квалифицированный пролетариат, в целом удовлетворенный своим материальным положением, был против изменения сложившейся ситуации, поэтому выступал против «оппозиции». Низкооплачиваемые рабочие были за «оппозицию», придавая ей, в своих представлениях, образ защитников обездоленных.

Конечно, рабочие были мало осведомлены о реальном политическом процессе в стране, официальные сообщения не удовлетворяли их, что приводило к появлению слухов домыслов и т.д. Один из рабочих электростанции оружейного завода рассказывал о том, что «... наше правительство отправило несколько сот миллионов золота за границу, за тот хлеб, которым мы кормились в прошлом году... Сейчас во ВЦИК неблагополучно, оппозиция во главе с Крупской к следующему съезду готовит решительный бой, а теперь пока идет развал. Много ответственных работников, хорошо обеспечив себя деньгами, механически выбывают из партии...»[8]. Интересно то, что в глазах рабочих Крупская приобрела ореол оппозиционерки, и к ней относились с некоторым сочувствием. За подобный обмен мнениями и высказывания за рабочими выставлялось наблюдение, а в сводке ОГПУ напротив высказывания появлялась отметка «Ведется разработка личности».

Традиционное сознание рабочих создавало некую мифическую оппозицию, которая, по их мнению, борется за права бедных и угнетенных. Низкооплачиваемые рабочие приписывали свои мечты мифическим оппозиционерам, которые якобы стремятся изменить существующее положение вещей. Подобные мечтания сходны с теми, которые бытовали в среде тульской мастеровщины в начале XX века, когда из уст в уста передавались истории о некоем защитнике обездоленных чернокнижнике «Иване Ивановиче», который был настоящим бичом для богатых, «всех обкрадывал... у богатых брал, а бедным отдавал... Имя этого Ивана Ивановича произносилось в рабочей среде с благоговением...»[9].

Так, в феврале 1927 г. на патронном заводе рабочие, обсуждая политическую ситуацию, говорили, что «... оппозиции не дают хода, т.к. ответственные работники опасаются потерять свои места... оппозиция хочет царя и народ весь ждет этого... зря ухлопывают сейчас деньги на разные памятники...»[10]. Стоит подчеркнуть, что оппозиция в словах рабочих - это не какая-то конкретная группа людей, а некий образ, миф, сформированный путем смешения чувств и желаний рабочих, их представлений о стремлении к лучшей жизни и официальных сообщении о политическом процессе в стране. «В оппозиции старые большевики, они лучше знают нас, поэтому их мнение верно. Они стоят за то, чтобы рабочим жилось лучше, чтобы как можно скорее задавить НЭП в деревне и кулаков /инструментальная №2 Оружзавода/...» (Сводка №26 на 19.07.1926 г.).

Отношение к власти подчас складывалось на основании отношения к местным ее представителям или на основании конкретных событий в жизни рабочего. Вовремя выданная зарплата или ее увеличение поднимали авторитет большевиков, задержка приводила к обратной ситуации. Вообще для рабочих в 1920-е гг. характерна быстрая смена настроения и отношенческих реакций, их неустойчивость. Любое мало-мальски значимое событие могло повлиять на мнение человека. Характерно отсутствие устойчивого взгляда на происходящие события.

Очень интересным источником о взглядах рабочих являются отклики на смерти высокопоставленных большевиков в 1920-е гг. В них проявляется отношение рабочих к партийным деятелям. Рабочие с горечью воспринимали эти известия. «Известие о смерти тов. Дзержинского произвело на рабочую массу угнетающе впечатление... слышалось много разговоров соболезнующего характера... многие указывали, что потеря эта незаменима... и т.д.»[11]. У Дзержинского, в представлениях рабочих, были конкретные положительные качества - его «... все наши хозяйственники боялись как огня, малейшее его слово было законом, интересно, что получится теперь...»[12].

При этом уже в 1920-е гг. рабочие предстают не как самостоятельный сильный духом социальный слой, а как слабые беззащитные люди, которым нужен опекун, отец, который может их защитить. «... Умер Ленин, затем Фрунзе, теперь Дзержинский. Умирают все старые работники, управляющие нашим государством, замену же их новыми лицами сделать очень трудно, таких, пожалуй, не найдем...»[13].

Авторитет Ленина и его окружения среди рабочих был очень высок: «... Ленин умер, и теперь нет такого человека, как он. Так постепенно все умрут и останутся одни только шкурники, которые повернут все дело по другому...»[14]. Сознание рабочих было противоречивым: с одной стороны, они желали перемен, а с другой - боялись их, опасались остаться один на один с реальностью. В их сознании существовала установка, что у власти находится человек, который может решить проблемы. И когда «вдруг» Ленин умер, люди почувствовали себя осиротевшими, о них теперь некому позаботиться.

Уход в мир иной руководителей государства вызывал у рабочих недоумение, неподдельное огорчение и порождал домыслы об их возможной насильственной смерти. «... В ложевой мастерской (Оружейного завода - iO.C...) некоторые рабочие высказывали мнение, что будто бы тов. Дзержинского отравили иностранные шпионы...», «... некоторые рабочие Оружзавода говорили, что будто бы тов. Дзержинского отравили сторонники оппозиции в ЦК РКП(б). Такие же слухи имели место и среди обывателей гор. Тулы. Был даже слух, что будто бы тов. Дзержинского отравили с той целью, чтобы его место могли занять евреи...»[15]. После смерти Ленина в инструментальной мастерской Оружейного завода появился слух, что «...Ленин умер неестественной смертью, он был отравлен иностранными врачами...»[16].

Отсутствие возможности получать информацию порождало волну слухов. Вообще общество 1920-х гг. с этой точки зрения можно назвать обществом слухов, с помощью которых люди пытались восполнить недостаток информации. Слухи и «чтение между строк», интерпретация услышанных официальных новостей и сообщений были постоянными в жизни рабочих в 1920-е гг. По характеру содержащейся информации можно выделить два вида слухов, имевших распространение среди тульских рабочих. Во-первых, это слухи, приобретавшие форму мечты, отражавшие надежды и стремления того социального слоя, в котором они возникали, и, во-вторых, слухи-страхи, отражавшие тревоги этой социальной общности. Широкое распространение слухов среди рабочих говорит о существующей напряженности, неудовлетворенности стремлений социального слоя в целом и отдельных его представителей в частности.

Наибольшее распространение в среде фабрично-заводских рабочих Тулы имели слухи-страхи, появлявшиеся на предприятиях во время перезаключения коллективных договоров в виде ничем не подтвержденных разговоров о предстоящих сокращениях или о закрытии предприятий. Страх оказаться выброшенным на улицу пронизывал настроения и социальное самочувствие. При этом источником страха в слухах выступает именно власть, которая создает тяжелые условия жизни для рабочих.

К примеру, в сводке ОГПУ от 21 января 1926 г. отмечалось, что по «... мастерским (оружейного завода - Ю. С.) циркулируют слухи о предстоящем сокращении рабочих, в связи с чем будто бы «наши хозяйственники и задерживают колдоговор» /Инструментальная № 2 и др. мастерские Оружза- вода/. На почве этих слухов о сокращении и ввиду отсутствия определенных известий о новом колдоговоре местами отмечается ряд недовольных разговоров по адресу Союза (профсоюза металлистов - Ю. С.). «Наш Союз много делает уступок хозяйственникам и не хочет теперь отстаивать интересы рабочего класса, как он отстаивал раньше», - говорят некоторые рабочие в Пушечной мастерской Патронного Завода...»[17].

Слухи распространялись даже в среде «выдвиженцев», которые должны были быть более осведомлены о ситуации на предприятии. Так, профупол- номоченный электростанции оружейного завода Мазуров, выступая перед рабочими с разъяснениями по поводу распространившихся слухах о закрытии завода в сентябре 1926 г., говорил, что «... эти ложные слухи распространяются евреями из правления завода...»[18]. Интересно, что «крайними» во многих проблемах тульских рабочих были евреи, которых подозревали в постоянных кознях. Рабочих такое объяснение уполномоченного вполне удовлетворило, они были готовы к тому, что евреи способны на распространение слухов, что они желают сорвать работу на заводе, поэтому «... надо повести против евреев гонение и выслать их из России...»[19].

Мир слухов в 1920-е гг, - это своеобразная виртуальная реальность опасений и ожиданий человека, которая существовала параллельно с миром действительности, стремясь его изменить. Широкое распространение слухов было следствием того, что в сознании рабочих их жизнь еще не обрела черт устойчивости, стабильности. Революция, изменившая обыденную жизнь значительной части населения России, для многих еще продолжалась. На современное им положение вещей многие смотрели как на временную ситуацию, которая в скором времени должна измениться. Ожиданием чего-то - нового социального взрыва, войны и т.д. - было наполнено сознание людей 1920-х гг. Немалую роль в этом играла и официальная пропаганда.

Нередко тульские рабочие догадывались о реальном положении, сложившемся в стране. Так, в 1925 г. на военных заводах появился слух сначала об убийстве Троцкого, а затем о том, что на одном из собраний в Москве в Троцкого был сделан выстрел, и с этого момента коммунистическая партия раскололась натри группы: «...группу Бухарина, Троцкого и ЦК. И Троцкий, воспользовавшись сформированными Тердивизиями, в данный момент угрожает ЦК. ЦК приступил к аресту оппозиции»[20]. Интересно отметить, что в круг высокопоставленных деятелей государства, по мнению рабочих, не входил И.В. Сталин. По крайней мере, сводки ОГПУ за 1920-е гг. не зафиксировали ни одного упоминания о нем. Несомненным авторитетом для тульских рабочих был В.И. Ленин, смерть которого они искренне оплакивали, считая, что без него «будет тяжело».

Особое недовольство среди рабочих вызывала деятельность ОГПУ. Агентурная сеть ОГПУ, которая была создана в 1920-е гг. на военных заводах Тулы, конечно, не осталась незамеченной рабочими. Контроль высказываний и действий рабочих со стороны ОГПУ вызывал их негодование. Рабочие в этой ситуации высказывали мнения, что органы ОГПУ являются «...народными паразитами и скоро погибнут вместе с Советской властью...»[21]. На предприятиях возникали слухи, что в той или иной мастерской или отделе имеются агенты ОГПУ, которых нужно остерегаться. Это создавало нервное напряжение среди рабочих, осознававших, что они находятся под постоянным наблюдением. «...Иной раз и хочешь сказать что-либо, да боишься, как бы не попасть в неприятную историю...»[22]. При этом необходимо отметить, что люди 1920-х гг. еще не в полной мере были людьми «советскими», они знали и помнили другую жизнь, помнили, что они привели большевиков к власти, и поэтому считали, что могут их критиковать и требовать улучшения своей жизни.

1. ГАТО. Ф. П-1. Оп. 4. Д. 265. Л. 53.

2. Там же. Л. 70.

3. Там же. Л. 29.

4. Там же. Д. 635. Л. 208.

5. Там же. Л. 138-139.

6. Там же. Д. 265. Л. 118.

7. Там же. Л. 81.

8. Там же. Л. 119.

9. Фролов, А.С. О былом и пережитом. Воспоминания тульского рабочего. Тула, 1990. С. 30-31.

10. ГАТО. Ф. П-1. Оп. 4. Д. 633.

11. Там же. Д. 267. А. 9.

12. Там же.

13. Там же.

14. Там же.

15. Там же.

16. Там же. Оп. 3. Д. 306. Д. 55.

17. Там же. Оп. 4. Д. 264. Л. 30.

18. Там же. Д 267. Л. 207.

19. Там же.

20. Там же. Оп. 3. Д. 306.

21. Там же. Д. 693. Л. 298.

22. Там же. Д. 306. Л. 43

Библиографическая ссылка:

Смирнов Ю. Отношение тульских рабочих к власти в 1920-е гг../ Ю. Смирнов // Тульский краеведческий альманах. - 2013. - Вып. 10. - С.91-97.